|
До 13 лет моя жизнь была непрерывным плотным НФ (это было такое сырое, мрачное подземелье!!!) несмотря на то, что у меня «все было», и несмотря на то, что моя мать по сравнению с родителями моих друзей и одноклассников не была крайне жестока со мной. Сейчас я вспоминаю это время как самое настоящее рабство, когда ты не можешь ничего – ни спать сколько хочешь, ни есть то, что хочешь, ни ложиться спать тогда, когда хочешь, ни гулять там, где нравится, ни дружить с тем, с кем хочешь и т.д. Перечень того, что тебе нельзя, не имеет смысла составлять, потому что запрещено практически все, чего по-настоящему хочется. В эти годы моя мать занимала позицию диктатора – когда мне было что-то запрещено, она делала ужасный ледяной голос и говорила «Я тебе запрещаю это делать. С какого раза надо слушаться маму?». И дальше следовала лекция ледяным голосом, в общем действовала она тогда ледяной строгостью и стервозностью, которая меня очень пугала в ней. Когда мне исполнилось 13, мои желания стали особенно сильно противоречить концепциям моей матери о том, какой должна быть девочка, и вся моя жизнь превратилась в острое страдание. Я уже не могла запрещать себе делать то, что хотела, потому что жить так, как от меня хотела мать, стало невозможно. Поэтому я уходила на ночь, трахалась с мальчиками, курила, пила, употребляла наркотики, тусовалась в клубах, ругалась матом и т.д. Мою мать каждый мой поступок ввергал в ужасные страдания, но теперь я стала не меньшим диктатором, чем она, я научилась агрессивно защищать свои желания. Тогда она придумала новый вид пыток, и теперь ее наказание не заканчивалось никогда. Она изводила меня сильнейшей жалостью к себе (ЖКС). Если я приходила домой ночью, то находила там уже не человека, а нечто с распухшим от слез лицом, в квартире стоял запах этих ужасных сердечных капель, и вперемежку со слезами на меня обрушивались нескончаемые претензии – «как же ты не понимаешь, что то, как ты живешь - это ужасно, это погубит тебя... Ты где-то ходишь ночью, мое сердце разрывается от страха за тебя... Так вообще не приходи тогда! ...Ну почему ты уходишь???» И вот такой бессвязный поток страданий обрушивался на меня КАЖДЫЙ раз, когда я делала что-то не то. Когда я была в гостях и задерживалась допоздна, я и хотела там быть, и непрерывно страдала от вины перед матерью, зная, что она не спит, думает обо мне, плачет, страдает, и когда я приду, она опять будет обвинять меня в том, что я такая жестокая. Таким образом, я хоть и делала то, что хотела, но все мои поступки были отравлены чувством вины (моя мать так страдает из-за меня), жалостью (она ведь меня любит, она мне добра желает, бедная мамочка), стыдом (я извращенка, мои желания порочны). И так продолжалось еще несколько лет изо дня в день. Кто еще мог меня так мучить, кроме матери? Никто, поэтому и НО к ней особенное. — 125 —
|