Когда мне исполнилось шесть лет, он женился на моей мачехе Бэбс, с которой живет и по сей день. У нее было двое сыновей от первого брака — Брюс и Скотт, ставшие моими сводными братьями (на один и два года старше меня), так что, навещая отца, я общалась со всей его семьей. Мачеха мне сразу пришлась по душе, и нам всегда было очень легко вместе. Это была красивая жизнерадостная женщина, буквально светившаяся теплой материнской добротой. Вдобавок она была умна и образованна, так что я всегда могла поговорить с ней о своей жизни, замыслах и опасениях. Оказалось, что сводные братья — это очень здорово, потому что я никогда до тех пор не общалась с мальчишками. Дело, правда, не обходилось без тумаков и ссадин. Помню, они то дразнили меня до слез, а то однажды насмешили за обеденным столом так, что у меня выпал кусок изо рта, и родители выгнали всех нас из-за стола. Все это было очень непохоже на то, к чему я привыкла, —то есть к относительной тишине и покою в доме, где только я да мама. Моя «другая» семья и нравилась мне, и немножко пугала. Опять же, я никогда не ощущала себя ее полноправным членом, неизменно оставаясь чуть в стороне. Когда мне исполнилось одиннадцать, у отца и мачехи родилась дочка Мэриэнн, и, бывая у них, я очень любила играть с сестричкой. Отец преподавал авиастроение на старших курсах университета. Он был настоящим «профессором не от мира сего». Нередко я видела его глубоко ушедшим в себя, когда, безмолвно уставившись в пустоту, он сражался с какой-нибудь абстрактной математической задачей. Он превосходный преподаватель, пользующийся любовью и уважением студентов, любитель потолковать о философии, политике или на другие серьезные темы. Он совершенно равнодушен ко всему, что связано с материальным миром, и был бы счастлив, если бы кто-нибудь решал за него все житейские проблемы. Он — ученый до мозга костей, возможно даже мистик, хотя вряд ли это определение пришлось бы ему по душе, так как он убежденный атеист. Мама, бывшая в детстве глубоко религиозной, повзрослев, тоже начисто отвергла всякие традиционные верования. Так что я воспитывалась в атмосфере интеллектуального рационализма и все детство и отрочество считала себя атеисткой. Я считала, что Бог — это придуманная людьми идея, которая позволяет как-то примириться с неведением происхождения жизни, ее смысла, конечной цели. Мне было гораздо удобнее просто признать, что ответов на все эти вопросы у меня нет. Во мне до сих пор силен голос рассудка, не позволяющий принимать на веру никаких идей или убеждений, пока я не найду подтверждения их справедливости либо если они не находят мощного отклика в моем интуитивном ощущении истины. — 32 —
|