|
Пока я, значит, озирался, - опять шибануло, закружило… Толпа. Площадь. Здания вокруг низенькие, навроде мазанок. На площади одни мужчины; все в сарафанах каких-то коротких, грязных. Молчат. На меня смотрят. …А я, понимаешь, в центре стою: взгромоздился на булыжник здоровенный и что-то им, судя по всему, втолковываю. …Пришло понимание: я здесь, в этой деревне, главный, навроде князя. Но я им, сарафанникам этим, чем-то не потрафил; не затолкую, не уболтаю – набьют морду… или ещё чего, похуже… Опять в голове полыхнуло… Тут уж вообще… Даже говорить неловко – стыдоба! …Я – женщина, и со мной интимными делами занимаются…! Впрочем, кажется, муж… Ощущения непередаваемые!! И – опять… И – опять… У меня было чувство, что я еду в каком-то поезде: то – в окошки разглядываю проезжаемое, то – из открытых окошек вываливаюсь… но меня сразу же подбирают-втягивают обратно… Прямо карусель, да и только! …Носило долго. Столетия носило… эпохи… Очнулся. Костёр горит, люди сидят: молчат, прихлёбывают из кружек. Не сразу я въехал, что не новое это вываливание в окошко, а – моя станция. А как понял – вскочить хотел, да только не смог, голова закружилась; зарычал на того, бородатого: «Ты что, - рычу, - налил мне, изверг?!» «Однако шустрый ты, дядя, - удивился он, - быстро в себя пришёл…» А во мне пыл-то уж и угас; слабость, вялость навалились. «Ты, - бормочу, - что мне подсунул…?» «Что просил, - хмыкнул он. – Может, ещё плеснуть?» «Да я, - хриплю, - лучше из болота хлёбово похлебаю, чем с тобой чаи гонять!» Тут зареготали все, дружно так, жизнерадостно. Ко мне молодой пацанёнок подкатил. «Вы, - говорит, - на Мастера не обижайтесь. На каждого по-разному этот отвар действует. Для большинства – вкусный, бодрящий напиток. …Он же не знал, что память вашей души так близко к поверхности! Вы способный, дедушка». «Спасибо на добром слове, - отвечаю, - но об мастера вашего, как ноги окрепнут, дубинку-то, авось, изломаю! Это уж как пить дать, внучек…» И опять все зареготали. Смехотно им, паршивцам. Сижу, к коряжке сухой прислонясь. Очухиваюсь. …Вдруг все засуетились, вставать начали. Смотрю: из леса, из самой темени, - девица выходит, лет тридцати на вид. Красивая, в яркой городской одежде, мордашка лукавая. Выходит, значит, и – ни на кого не обращая внимания – прямо ко мне. Рядышком села. …Очень волнительная женщина! — 121 —
|