Я заявлял на прошлой лекции, что на этой мы начнем разбирать большую тему – «тварь я дрожащая или право имею». Начнем, но подойдем к этому очень сложному и глобальному для многих людей вопросу не раньше чем через 1-2 лекции. Сегодня же мы поговорим о тех, кто право имеет, и почему. Просто имеет право. Люди, которые действовали не задумываясь, о тех самых Наполеонах, которыми грезил Раскольников. 2) Все известные высокоразвитые народы, такие как вавилоняне, египтяне, евреи и индусы, жители Ирана и Персии, греки и римляне, так же как тевтоны и др., еще на ранней стадии развития начали прославлять своих героев, мифических правителей и царей, основателей религий, династий, империй или городов, одним словом, своих национальных героев, во множестве поэтических сказаний и легенд. Причем, во всех мифологиях обязательно появляются фигуры героев. Это не бог – это некий человек, который уподобился в каком-то смысле богу. Там есть одна общая деталь, которую отмечают исследователи мифологии - истории рождения и раннего периода жизни таких личностей в окутаны фантастическими элементами, которые у различных народов, несмотря на их географическую отдаленность и полную независимость друг от друга, обнаруживают удивительное сходство, а отчасти даже буквальное соответствие. 3) Герой – всегда был одним из немногих людей, посмевших не шагать в ногу со всеми, с базовой реальностью, а утвердить свою собственную индивидуальную жизнь как мерило всего остального. У него хватило мужества поставить под вопрос истинность базовой реальности. Бросить вызов «объективности» не только на бумаге (как это делают многие философы, поэты, мыслители), но всей своей жизнью! Зачем? Во имя чего? - Распять себя на неуловимых, извилистых, разрывных, наскакивающих друг на дружку линиях ризомы? Но вопреки этим героям действует более поздний, относящийся к 3-4 веку нашей эры, афоризм Блаженного Августина, который звучит так: «Бог в гораздо большей степени “я”, чем я сам»[4] казалось бы этот афоризм опрокидывает подобные попытки, утверждая приоритет позиций базовой реальности, божественной, согласованной реальности, как называют её современные психологи – она всё равно окажется сильней. Даже, если с ней бороться: как известно, доминанта суммирует на себя все попытки противостоять ей и становится еще крепче... Но жизнь свою Герой проживает так, что это неизменно заставляло хоть кого-то (а часто – многих) усомниться, что мир и истина объективны!... И тогда тезис блаженного Августина дополняется другим тезисом (так случилось, что я его впервые предложил в своем романе Великая Ересь[5]): «Я в гораздо большей степени Бог, чем Он Сам», и очень сложно объяснить, что именно здесь «Я», и также это то самое Я, которое стоит во второй части августиновского тезиса. Вместе два этих тезиса представляют уже некую большую целостность, они сопрягаются и из них получается своеобразная лента Мебиуса в образном ряду. И появляется опора и смысл для сильного Эго (а архетип Героя – это сильное Эго). И на пути индивидуации существуют такие развилки, где кому-то, но не всем (а может быть и всем) необходимо дорасти до стадии Героя – вырастить в себе сильное Эго. Но сделать это не для того, чтобы упиваться этим сильным Эго, а для того, чтобы сделать следующий шаг на пути индивидуации и поставить Эго в один ряд с другими фигурами, существующими в душе. — 74 —
|