|
– Смотря какие! Люди все одинаковые. Чего я буду тебя без отчества звать. Ты ведь не мальчишка. А слуг у меня никогда не бывало, не привык я к лакеям. Да и ты человек, надо полагать, честный. – Да в этом роде. Если так… Плохо лежит меньше тысячи, ни за что не возьму. – А если больше? – А если больше, не ручаюсь. Если больше, – может быть, какая-нибудь свинья положила. Семен Максимович ставил на стол бутылку с самогоном и даже задержался: – Ха! А ты и в самом деле не дурак, Степан… – А Иванович. Степан Иванович. Садись. Самогонку пьешь? – У хорошего хозяина пью. – Только я больше двух рюмок не дам. Не жалко, я не люблю пьяных. – Пьяных и я не люблю, Семен Максимович. Пьяный человек вроде как и на барина похож, потому что кричит, и вроде как на лакея, потому что все кланяется. И не разберешь, кто он будет. – Ишь ты? Правильно. Так, рассказывай, Степан Иванович, почему тебе неприятель не понравился. – Да он все стреляет, а мне умирать не хочется. – Смерти боишься? – Смерти не боюсь, а умирать как-то расхотелось. – А раньше хотелось? – Да раньше как-то… ничего. Мне это говорят: умирай за веру, царя и отечество, ну, думаю… подходяще, за это можно. – А потом? – А потом разобрался, вижу, смерть моя, можно сказать, без надобности. – Ну? – Совсем без надобности. Первое… – Первое, вот выпей. – Ну, будь здоров, Семен Максимович и Василиса Петровна. Желаю вам, чтобы Алексей, поручик, поправился в добром здравии и чтобы на фронт больше не поехал. – Поедет или не поедет, пока помалкивай, а за здоровье выпьем. – Выпьем. Хороший он человек. Свой человек. И солдаты его любили, да… вот… пропали все. – Так, первое, говоришь? – Первое – за веру. Теперь я так вижу: если люди верят, пускай себе верят… Чего тут защищать. А если люди потеряют веру, так тоже ничего страшного. Пугают там разными адами, а я так думаю, что и там рабочему человеку место найдется. Да я тебе и так скажу: у нас в батальоне и евреи были, и магометы, и католики. Черт его разберет, какую тут веру защищать. Так я и решил, что без меня, пожалуй, будет спокойнее. – Так. Дальше! – Дальше: его императорское величество. Тут люди свои, рабочие. Видишь, защищать царя поставили нас сколько миллионов. Все мы царя защищаем, а он себе сидит в ставке и никакой ему опасности. И сколько всяких войн ни было, нашего брата целыми полками в землю втаптывали, а царям что? Цари всегда помирятся, у них обиды нет – один к другому. И выходит так: будто мы тонем, а царь сидит на берегу, чай пьет, а нам еще и кричат: «Тони веселей, царя спасай!» Я так и решил, что мне в это дело лучше не вмешиваться. — 295 —
|