Они смотрели и думали над золотой шашкой, а рядом, мимо них, катилась все дальше и дальше история, катилась по оврагам и рытвинам, и на самом дне оврагов еще копошилась и дышала последние дни российская империя. 17Через месяц приехал денщик Алеши – Степан Колдунов и привез из полка его вещи. Он ввалился в хату пыльный и серый, с двумя чемоданами и сказал громко: – Во? Это ты и будешь Василиса Петровна? Мать с удивлением смотрела на широкое, довольное, как попало заросшее бородой лицо Степана, узнала чемоданы сына, но никак не могла сообразить, в чем заключается сущность происходящего. – Я – Василиса Петровна. А вы меня откуда знаете? – Да как же не знать, коли ты мать его благородия нашего? А где сам будет? – Кто? Алексей? – Да он же – Алексей! Барин мой! Очухался? Я его тогда погрузил в санитарный, без всякого смысла был. Где он? Но уже из второй комнаты вышел Алеша, швырнул на пол костыли и повалился на Степана с радостным криком: – Степапан! Степапан! Потом отстранился и, держась на одной ноге, воодушевленно рассматривал запыленную фигуру Степана в истасканной, промасленной шинельке: – Мама! Друг! Такой, понимаешь, Степапан! Какой ты хороший! Степан стоял посреди кухни и ухмылялся: – А болтаешь ты как-то плоховато, ваше благородие. Хорошо, что очухался. А я уж думал, каюк тебе, Алексей Семенович! – Степан? А как это… как? Я тогда… ччерт его знает. Ззабыл… шли, шли… Степан расстегнул шинель, поставил чемоданы, повернулся к матери: – Василиса Петровна! Ему все рассказать нужно. Да и ты послушаешь про сына. А только дай пожрать, два дня не ел. – А как же это вы… без денег, что ли, в дороге-то? Какие там деньги? Я пристал к батальонному, вещи-то нужно отправить. А он… – А кто, кто? – А черт его знает, все новые. Тогда это… в той самой атаке слезы одни остались. Я так и уехал, убрать не успели, вонь какая, Алексей Семенович, ни проходу, ни продыху. Наш полк, можно сказать, лежит на поле, как будто навоз, лежит и смердит. Алеша побледнел и спросил: – А кто… уббитытытый? – Да черт там разберет, все убитые. И полковой, и офицеры все, и наш брат. Один смердеж остался. Валяются там в грязи. Черт-те что. Лопатами убирать нужно героев. Да лучше не рассказывать, а то вон мамаша пужаются. От всего полка два офицера: ты остался да прапорщик Войтенко прилез на другой день. Что ты хочешь – ураганный огонь. Ну дай, мамаша, поесть. Побледневшая, действительно испуганная, мать захлопотала вокруг стола: — 291 —
|