|
Тем не менее, хотя немедленная опасность миновала, она была приговорена к неминуемой смерти, по мнению врачей, если б осталась в Мадрасе. Ходить она совсем не могла; ее подняли на кресле на пароход и отправили со знакомым доктором, компаньонкой и секретарем. Олькотт с ней не мог ехать: с трудом были собраны средства на ее путешествие, да кроме того, по случаю всех этих передряг, в среде самого Общества поднялись такие интриги и волнения, что президент его должен был оставаться на своем посту волей-неволей». Совсем больная Елена Петровна, достигнув Италии, поселилась в Неаполе, в Торре-дель-Греко, «желая уединиться так, чтобы никто и не знал, где она. Г.С. Олькотт взял с нее слово, что она даже писать никому не будет, кроме самых ей близких». Но, конечно, ее быстро разыскали многочисленные почитатели, а в Индии, между тем, «члены Общества подняли целый бунт против Олькотта, требуя ее адреса и не признавая никакого представительства, ни авторитета помимо нее». В этом очерке мы не рассказываем об Г.С. Олькотте, и, может быть, именно в этом месте следует отметить, что не только присущее ему благородство и скромность, но и. верность ученическому послушанию часто производили «невыгодное впечатление» на окружающих, мешали увидеть в нем то, чем он был на самом деле. Махатма К.Х., в период создания Англо-Индийского Филиала Теософического Общества, так отвечал корреспонденту, не желавшему признать авторитет Г.С. Олькотта: «Полковник Олькотт, несомненно, «несвоевременен по своим чувствам к английскому народу» обоих классов; тем не менее, он более, чем кто-либо другой, своевременен для нас. Ему можем доверять во всех обстоятельствах, и его верное служение нам обеспечено и при удаче и при неудаче. Мой дорогой Брат, мой голос — эхо бесстрастной справедливости. Где мы можем найти равную преданность? Он тот, кто никогда не расспрашивает, но повинуется; кто может совершить бесчисленные ошибки из чрезмерного усердия, но никогда не откажется исправить их, хотя бы ценою величайшего самоунижения; кто рассматривает пожертвование своими удобствами и даже жизнью, как нечто, чем можно радостно рискнуть, если в этом явится необходимость; кто будет есть любую пищу или даже обойдется без нее; спать на любой кровати, работать в любом месте, брататься с любым отверженным, переносить любые лишения ради своего дела...» И в другом письме: «...Некоторые, весьма несправедливо, пытаются сделать Г.С.О. и Е.П.Б. единственными лицами, ответственными за плачевное состояние дел. Эти двое, скажем, далеки от совершенства — в некоторых отношениях даже прямо-таки наоборот. Но у них имеется то (простите за постоянное повторение, поскольку на это так же постоянно не обращают внимания), что мы так редко находим у других, — неэгоистичность и горячая готовность самопожертвования в пользу других; какое «множество грехов» не покроется этим! Это трюизм, все же я говорю: только в невзгодах можно познать истинную сущность человека. Это истинное мужество, когда человек смело принимает свою долю коллективной Кармы той группы, с которой он работает, и не позволяет себе огорчаться и видеть других более черными, чем они в самом деле есть, или свалить всю вину на какую-нибудь «черную овцу», жертву, специально выбранную. Такого правдивого человека мы всегда будем защищать и, несмотря на его недостатки, поможем ему развивать то хорошее, что в нем есть. Такой человек возвышенно неэгоистичен; он погружает свою личность в то дело, которому он служит, и не обращает внимания на неудобства или личные оскорбления, несправедливо бросаемые на него». — 297 —
|