|
«Вот вы, маменька, не по-божьему поступали, и это дает мне право ее перебивать. Мать пошла грабить меня на антресоли к Павлу. Нет, нет, есть Бог - есть судьба!!!» Мотив, существующий у Щедрина наравне с иными («Бог на моей стороне»), у Смоктуновского становится ведущим. Его герой ощущает себя избранником, побеждающим врагов не хитростью и происками, но только Божьей волей. И самый крупный и самый ничтожнейший его поступок в его собственных глазах имеет высшую санкцию. Не упуская самых мелких оттенков в настроении и мотивации поступков своего героя, артист так или иначе связывает их с этим главным жизненным настроем. За столом в присутствии двух зависимых от него женщин можно и покуражиться, и попустословить всласть: «Вот они уж и давно сидят, а я постою да вслух подумаю — все идет в удовольствие мысли, некие истины. Нет-нет. Не совсем это так. А если подумать поглубже. Унисон». Но и мысли и истины обращены тем не менее в инстанцию высшую, к незримому собеседнику, к нему адресованы все речи Иудушки: и произносимые вслух, и проговариваемые про себя. Все обиды: «Порфишечка: никогда меня так не называли». И все радости: «Семья все-таки всегда семья». Все недоумения: «А почему это так, а не иначе?» И в эти счастливые минуты полета в эмпиреи, когда размышляешь о божественном, о сложности жизни: «Мы-то думаем, что все сами, на свои деньги приобретаем, а как посмотрим, да поглядим, да сообразим — ан все Бог» — около фразы пометка: «Вот в чем вся сложность вопроса. Не все Бог дает, что просят». И в эти размышления вторгается грубая действительность с вопросом маменьки: «А ты знаешь, какой сегодня день? Память кончины милого сына Владимира». И Смоктуновский пишет на полях внутренний отклик Иудушки на эти слова: «Спасибо, что напомнили, но, честно говоря, могли бы этого и не заметить, так как сын-то был меня недостоин. Да ведь это то, что нельзя забывать». И собственный комментарий размышлениям своего героя: «Почувствовал укол и соображает, как ответить». У Салтыкова-Щедрина Иудушка бледнел на словах маменьки, крестился и оправдывался: грех-то какой! Иудушка Смоктуновского грешным себя чувствовать не способен ни в какой ситуации. Забыл о сыне, потому что о нем помнить не надо: «Один грех — забыл про панихиду. Второй — горевание о светлой памяти нашего сына». А как горевать по самоубийце? «И все не понимаю, что же с ним случилось?» Самоубийство сына Владимира не укладывается в схемы его мира, грозит разрушить самый столп и основание его жизни — уверенность в собственной непогрешимости, и потому о нем так мучительно думать. Единственный выход — обвинить самого дурного сына. Как формулирует артист: — 91 —
|