|
«Молитва звучит с ненавистью». И после молитвы, утвердившись в себе: «Я вот сейчас тебя убивать буду. Ты к смерти готов?» И дальше начинается длинная сцена сознательного «умерщвления брата». Почти «Ритуал. Вот все, что происходит так по всему: кто Богу противится – их хоронят. Я подчеркиваю, что вижусь с ним в последний раз — все время вгоняет в склеп. Я сегодня есть вкусненько буду». С подтекстом: у тебя за столом, на хозяйском месте, потому что тебя скоро не будет, скорее всего, прямо сегодня. Убивает несколькими точными вопросами, как ударами ножа: «Когда ты в последний раз утешение принимал?» Читай: а ведь ты вот-вот Богу душу отдашь. Совсем плох. И добивающий вопрос: «А завещание сделал? О передаче капитала?» И узнав, что не сделал, не может скрыть ликования: «Я уже люблю тебя». Мог бы повторить слова пушкинского Самозванца: «Все за меня, и люди, и судьба». Смоктуновский нашел другой образ: «Победа, 9-е мая». Самый дорогой, выстраданный, кровью давшийся день. Режиссеры, работавшие с ним, отмечают, что в минуты откровенных воспоминаний, в момент сильных эмоциональных всплесков Смоктуновский всегда вспоминал войну. И тут 9-е мая, и обозначение высшей радости, самого дорогого праздника, но и обозначение: воинской победы, выигранной войны. На поминках по брату Иудушка благодушен, расслаблен, величав: «Когда вел борьбу с братом, тогда было не до пиров, а теперь можно и отдохнуть - досуг». Но и в состоянии расслабленности начеку, фраза матери: «Ты туг хозяин — ты и садись» — сразу заставляет насторожиться: что в подтексте? «Оказывается, что я хозяин — совсем не хозяин, она, оказывается, уезжает и объявляет мне продолжение войны. Поиграем в то, что я не хозяин». У Салтыкова-Щедрина подробно расписан ритуал игры; оставленное пустое хозяйское место, «как будто брат здесь невидимо с нами сотрапезует...». Смоктуновский определяет общий тон Иудушки в этой сцене «Все поминки — огромная несправедливость по отношению ко мне». И мать, и племянницы, и все присутствующие делают вид, что не понимают, что происходит, не отдают мне должного, не желают покориться и принять нового хозяина. Хотя бы вести себя в его присутствии прилично. Во время душеспасительного разговора о бессмертии души мать заявляет: «Мои сундуки перетаскивают, в Погорелку уезжаю, к сиротам. Будешь, что ли, осматривать?» Смоктуновский выписывает на полях внутренний монолог Иудушки в ответ на этот вопрос: «По сути, она должна была бы мне сейчас кланяться, а она гляди-ка - нашла — 88 —
|