207 Социология: история и современность субъект не в состоянии внутренним образом ассимилировать каждое из них по отдельности, но и не в состоянии просто от них отказаться, поскольку они, так сказать, потенциально принадлежат сфере его культурного развития».' В работе «Конфликт современной культуры» (1918) Зим-мель рассматривал определяющий, по его мнению, антагонизм между основной современной философской установкой и классической философией познания. Он указал на то, что первая имеет своим источником прагматическую ориентацию на следствия действий (причем прагматизм для него — более широкое философское движение, самым поверхностным проявлением которого является американский прагматизм). Суть прагматизма заключается в том, что он оспаривает независимость истины, а тем самым классическое отделение уровня познания от уровня жизни. Истина познания измеряется ее следствиями, познание приходит из самой жизни, а не из изолированной сферы «разума», «формы»; истина — это ex post соответствие требованиям жизни, истина становится идентичной полезности. Следовательно, для современного мышления «жизнь» — э го главная сфера, рядом с ней нет никакого изолированного уровня «формы». Если «жизнь» сама становится предметом познания, то она не должна бы следовать своим законам, которым безразличны колебания относительно «мира», а познание само должно было бы стать выражением как раз этих колебаний и подчиниться жизни, включиться в нее. Однако Зиммель сомневался в возможности познания жизни как таковой; для него познание— это процесс, который постоянно происходит в напряженности между «формой» и «жизнью». «Жизнь должна или создавать формы, или развиваться в определенных формах. Мы—сами жизнь, и с этим связано неописуемое чувство бытия, силы и известной ориентации, 1 Зиммель Георг. Понятие и трагедия культуры // Избранное. Том 1. Философия культуры. М., 1996. С. 470—471. 208 Раздел IV. Развитие социологии в Германии но мы ощущаем это лишь в определенной форме. Эта форма в момент своего проявления относится к совершенно иному порядку и требует для себя самостоятельных прав и значения, тем самым обращаясь в какое-то сверхжизненное состояние. Таким образом возникает противоречие с самим существом жизни, динамикой ее вечного движения, ее судьбами и неудержимой дифференциацией каждого отдельного ее момента. Жизнь как бы обречена вечно воплощаться в формах, ей противоположных, вернее, в одной форме. Это противоречие обостряется по мере того, как весь тот внутренний микрокосм, который мы можем назвать только жизнью, проявляет себя с неформальной силой, а с другой стороны, самая форма в своем застывшем состоянии, со своими требованиями вечных прав объявляет себя истинным смыслом и ценностью нашего бытия в той же мере, в какой растет сама культура. — 134 —
|