|
прекрасно иллюстрирует эту последнюю мысль. Там описан маленький цветок, предстающий перед автором как в его особости с одной стороны, так и в его богоподобии, преисполненности небесным изяществом, осиянности светом вечности и так далее и тому подобное - с другой стороны. Очевидно, что цветок воспринимается не только в его конкретной особости, но в то же время как Вселенная, не требующая обязательного учета прочих компонентов для постижения ее величия. Постигается его высшая, символическая, вселенская сущность, цветок становится цветком в себе, а не цветком самим по себе. Ведь только когда цветок представлен наблюдателю как цветок в себе, возможны рассуждения обо всех этих вещах, вроде вечности, таинства Бытия, неземного изящества и т. п., только тогда он видится в свете высшей реальности; говоря иными словами, постижение цветка подобно взгляду через него в высшую реальность. Продолжая говорить о цветке, Судзуки критикует Тенниссона за то, что лирический герой одного из известных его стихотворений срывает цветок, использует его как объект для размышлений и абстракций и в конечном счете грубо расчленяет его. Судзуки порицает его за это. Он приводит Тенниссону в пример японского поэта. Тот не сорвал цветка, не искалечил его. Он оставил его там, где нашел его. Вот высказывание Судзуки со с. 102: <Он не вырывает цветок из всеобщности его окружения, он постигает соно-мама цветка, не цветок сам по себе, но ситуацию, в которой он находится, - ситуацию в самом широком и глубоком смысле этого слова>. На с. 104 Судзуки обращается к Томасу Трейне. Первая цитата хорошо иллюстрирует понятие <унитивное сознание>, как слияние высшей реальности с насущной реальностью. Так же удачна вторая цитата на этой же странице. Но начиная со с. 105 мы сталкиваемся с полным сумбуром. Здесь Судзуки начинает говорить о состоянии <наивности>, разумея под ним унитивное сознание, слияние вечного с преходящим, сближая унитивное сознание с первичной наивностью ребенка по Трейне. Для Судзуки как унитивное восприятие, так и первичная наивность одинаково похожи на возвращение в райские кущи, в Эдем, в те времена, когда с древа познания добра и зла еще не был сорван первый плод. <Мы вкусили запретный плод с древа познания добра и зла, и это привело нас к постоянной привычке интеллектуализирования. Но по сути нам никогда не забыть, откуда родом эта наивность>. Судзуки считает эту библейскую, христианскую наивность тождественной <бытию соно-мама>, то есть — 260 —
|