Он тихонько оттолкнул ее и сказал: — Послушай, будь благоразумна. Она посмотрела на него с отчаяньем: — О Жорж! Мне уж больше нельзя даже поцеловать тебя. Он ответил: — Не сегодня. У меня болит голова, и от этого мне становится хуже. Тогда она послушно села снова у его ног и спросила: — Не придешь ли ты завтра к нам обедать? Какое удовольствие ты бы мне этим доставил! Он колебался, но не решился отказать. — Да, конечно. — Благодарю тебя, мой милый. Она медленно, равномерным, ласкающим движением терлась щекой о грудь молодого человека, и ее длинный черный волос запутался в жилете. Она заметила это, и вдруг ей пришла в голову сумасбродная фантазия, одна из тех суеверных фантазий, которые часто заменяют женщинам разум. Она принялась тихонько обматывать этот волос вокруг пуговицы. Потом обмотала другой вокруг следующей, за ним третий, и так вокруг каждой пуговицы она обмотала по волосу. Он встанет и вырвет их одним движением. Он причинит ей боль, — какое счастье! И он, сам того не зная, унесет с собою частицу ее существа, маленькую прядь волос, которой он никогда у нее не просил. Это будет нить, которой она привяжет его к себе, таинственная, невидимая нить! Талисман, который она оставит на нем. И, помимо своей воли, он будет думать о ней, он увидит ее во сне, и завтра он будет любить ее немного больше. Вдруг он сказал: — Мне придется тебя оставить, потому что меня ждут в Палате к концу заседания. Сегодня я не могу не быть там. Она вздохнула: — Ах! так скоро! Потом покорно добавила: — Иди, мой милый, но завтра ты придешь обедать. И, быстрым движением отстранившись от него, она почувствовала в голове мгновенную острую боль, словно ей вонзили в кожу несколько иголок. Сердце ее забилось; она была счастлива, что перенесла эту боль ради него. — Прощай, — сказала она. Он обнял ее со снисходительной улыбкой и холодно поцеловал в глаза. Но она, обезумев от одного прикосновения, еще раз прошептала: — Так скоро? И ее умоляющий взгляд указал на спальню, дверь в которую была открыта. Он отстранил ее и сказал торопливо: — Мне надо бежать, а то я опоздаю. Тогда она протянула ему губы, которых он едва коснулся; подав ей зонтик, который она чуть не забыла, он снова сказал: — Идем, идем скорее, уже больше трех часов. Она вышла, повторяя: — Завтра в семь часов. Он ответил: — Завтра, в семь часов. Они расстались. Она повернула направо, он — налево. Дю Руа дошел до внешнего бульвара. Потом спустился к бульвару Мальзерб и медленно пошел по нему… Проходя мимо кондитерской, он увидал глазированные каштаны в хрустальной вазе и подумал: «Возьму фунт их для Клотильды». И купил пакет этих засахаренных фруктов, которые она любила до безумия. — 400 —
|