Он медленно направился к своей квартире, мысленно возмущаясь женой патрона: — Ну, и встречу же устрою я ей, если окажется, что у нее нет никакого дела. Язык Камбронна[46] покажется изысканным по сравнению с моим. Прежде всего я ей заявлю, что больше ноги моей у нее не будет. И он вошел в квартиру, чтобы подождать там г-жу Вальтер. Она вошла почти вслед за ним и, увидав его, воскликнула: — Ах, ты получил мою телеграмму! Какое счастье! Он сделал злое лицо. — Черт возьми, мне ее подали в редакции в момент, когда я направлялся в Палату. Что тебе еще от меня нужно? Она подняла вуаль, чтобы поцеловать его и подошла к нему с робким и покорным видом часто наказываемой собаки. — Как ты со мной жесток… Как грубо ты говоришь со мной… Что я тебе сделала? Ты не можешь себе представить, как я страдаю из-за тебя. Он проворчал: — Ты опять начинаешь? Она стояла возле него и ждала улыбки, жеста, чтобы броситься в его объятья. Она прошептала: — Не нужно было сходиться со мною, чтобы потом так обращаться; нужно было оставить меня счастливой и спокойной, какой я была. Помнишь, что ты мне говорил в церкви и как ты силой заставил меня войти в этот дом? А теперь как ты со мной говоришь! Как ты меня встречаешь! Боже мой, как ты меня терзаешь! Он топнул ногой и яростно вскричал: — Ах, так? Ну, нет! С меня довольно. Когда мы видимся, ты ни на минуту не перестаешь напевать мне эту песню. Можно подумать, что я тебя соблазнил в двенадцать лет, и что ты была невинна, как ангел. Нет, моя милая, установим факты. Здесь не было развращения малолетней. Ты мне отдалась в достаточно сознательном возрасте. Я тебе за это очень благодарен, очень признателен; но я не собираюсь быть привязанным к твоей юбке до самой смерти. У тебя есть муж, у меня — жена. Мы не свободны — ни я, ни ты. Мы позволили себе каприз, никто о нем не знает, и теперь — кончено! Она сказала: — О, как ты груб! Как ты низок и бесчестен! Да, я не была молоденькой девушкой, но до тебя я никого не любила, никогда не изменяла… Он прервал ее: — Ты мне это уже повторяла двадцать раз. Я это знаю. Но у тебя было двое детей, значит, не я лишил тебя невинности. Она отшатнулась. — О Жорж, это подло! И, схватившись обеими руками за грудь, она начала всхлипывать, готовясь разрыдаться. Увидев, что начинаются слезы, он схватил с камина шляпу: — А, ты собираешься плакать, — в таком случае до свиданья. Ради этого-то зрелища ты и заставила меня прийти сюда? Она сделала шаг, чтобы преградить ему дорогу, и, быстрым движением вынув из кармана носовой платок, порывисто вытерла глаза. Сделав над собой усилие, она заговорила более твердым голосом, прерывистым и дрожащим от сдерживаемой боли: — 397 —
|