|
Клянусь четой и нечетой, Клянусь мечом и правой битвой, Клянуся утренней звездой, Клянусь вечернею молитвой. И Всевышний услышит вас, потому что в этих стихах — начало мекканской суры Корана «Утренняя заря» — одной из самых красивых, нежных и грозных глав этой Книги. Ну, а бесценным даром обновления и властью над временем Господь наделил великих поэтов: вернулся в наш мир после многовекового отсутствия Омар Хайям и стал нашим современником, пребывающим рядом с нами в веселых застольях и утешающим нас в минуты скорби. Пушкин после нескольких десятилетий отторжения снова обрел свое законное место в нашей духовной жизни, и теперь уже навсегда, ибо если он устоял перед Писаревым, то всякого рода лимоновы и другие интеллектуальные моськи-ниспровергатели, копошащиеся у подножия его трона, никакой угрозы для его славы не представляют.
Вместо эпилога Это эссе было написано мной для одного из еженедельников, но его содержание испугало издателей, малознакомых с духовной биографией А. Пушкина, и, возможно, им показалось, что автор, в данном случае, выдвигает некие теории, не полтвержденные «официальным пушкиноведением». Отметим, что современный русскоязычный народ в своем, как говорится, «подавляющем» большинстве «официальным» продолжает считать именно «советское пушкиноведение». Следует также отметить, что «советское литературоведение», из недр которого происходит и «советское пушкиноведение», в своей основе практически не претерпело изменений и продолжает доминировать в этой капризной науке и после установления в России нового режима, о чем свидетельствует недавно прозвучавшее на каком-то литературоведческом шабаше требование запретить говорить правду, если она — «нехорошая», о видных литераторах минувших времен, что напоминает американский закон о наказании за публичное отрицание при детях существования Санта-Клауса. Поэтому я хочу успокоить и «подавляющее» большинство, и «подавляемое» меньшинство (а «литературоведческие меньшинства» в настоящее время подавляются российской печатью так же энергично, как сексуальные «человеком в кепочке»), что факт возрождения у богохульного автора «Гавриилиады» религиозного чувства после его знакомства с Кораном признан как досоветскими, так и советскими литературоведами, но мне хотелось бы, пользуясь отсутствием ограничений по объему, связанных с возможностями газеты, несколько расширить эту явно «нехорошую тему» о месте ислама в жизни и мировоззрении Пушкина. Отметим, что Пушкин был далеко не первым европейским интеллектуалом, испытавшим очарование и мощное влияние ислама, и здесь достаточно помянуть лишь одного из его страших современников — Иоганна Вольфганга Гёте, издавшего свой знаменитый «Западно-восточный диван» в 1819 г.— за пять лет до появления «Подражаний Корану». — 228 —
|