При этом, однако, как уже говорилось, «честные пушкинисты» стараются убедить поклонников поэта, что появление «Подражаний Корану» связано не с духовным возрождением, а с наличием у Пушкина каких-то обезьянних или попугайских способностей, позволяющих ему по желанию перевоплощаться в чужеземцев и инородцнв, что, по сути дела, оскорбляет его память, превращая его из творца новых образов в клоуна-пересмешника. Но главное не в этом. Главный вопрос состоит в том, почему прикосновение к исламу произвело на Пушкина столь сильное впечатление, изменившее духовное содержание его жизни? Чтобы ответить на этот вопрос, попытаемся представить себе, какими были религиозные реалии в его жизни до встречи с Кораном. Он жил в эпоху «развитого православия» (по аналогии с приснопамятным «развитым социализмом»). В храмах его встречали отработанная до автоматизма обязательная литургия на все случаи жизни, иконы, являвшиеся, по сути дела, разновидностью языческих идолов, которых уничтожал первый верующий в Единого Бога — Авраам (Ибрахим), и некрофилия (поклонение костям и усохшим останкам некогда живших людей), а между Господом и людьми удобно расположилась жиреющая поповщина, упивавшаяся своей властью и богатством: Полу-фанатик, полу-плут; Ему орудием духовным — Проклятье, меч, и крест, и кнут. Пошли нам, Господи, греховным Поменьше пастырей таких... Так, со ссылкой на Пушкина, характеризовался один из архимандритов того времени. А перед храмом располагались Вольтер и вольтерьянцы, высмеивавшие все то, что творилось за его порогом, и в их хоре звучал голос Пушкина, к которому прислушивались и друзья, и, главным образом, враги. И вдруг в созданном этими «пастырями» вертепе Пушкин увидел сияние Корана, донесшего до него голос Всевышнего, и он узнал, что существует религия, простая и динамичная, представляющая человеку право непосредственного общения с Богом Авраама, Измаила, Исаака и Иакова (Ибрахима, Исмаила, Ицхака и Йакуба) — религия первых патриархов единобожия без каких-либо последующих «исправлений и дополнений». Это был завершенный, доведенный до предела монотеизм — единственно приемлемое вероучение для истинного интеллектуала, каким был Пушкин. Поразила Пушкина и простота приобщения человека к исламу,— чтобы стать мусульманином, достаточно произнести формулу веры: «Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммад пророк его», даже не соблюдая остальных предписаний мусульманского закона. И Пушкин произнес ее, правда, по-французски: «il n’y a point d’autre Dieu que Dieu, et Mahomet est l’ap?rte de Dieu» — в Приложениях к «Путешествию в Арзрум». — 229 —
|