По мере того как Том осознавал все большую неудовлетворенность своим ши-зоидоподобным уходом, «неинтегрированный» образ всецело плохого мира возник снова. Город, в который он стремился, оказался грязным и населенным уличными грабителями, похитителями детей и убийцами. Его мать стала персонификацией зла, и даже психотерапевт стал «всецело плохим» объектом, участвующим в заговоре против него. Агрессивный мир раннего детства, который причинял интенсивную боль, возник вновь. С его появлением Том сначала ограничил свои внутренние страхи и контргнев, придумав игру, в которой он носил пулемет и другие виды оружия. С развитием этой игры у психотерапевта появлялась возможность различных вмешательств — интерпретация способов защиты и содержания, а также реконструкция, — которые постепенно помогали Тому. Психотерапевт произвел много интерпретаций, связавших видение Томом актуального враждебного мира (например, загрязненный, агрессивный город) с тем образом мира, который он переживал, когда был маленьким мальчиком и чувствовал, что его атакует непрерывная «внешняя» боль. Как только Том почувствовал, что привязывает свое восприятие города к прошлому опыту, он стал меньше бояться выходить из своего дома. Психотерапевт также интерпретировал смысл «сюжетов», в которых против Тома злоумышляли его мать и другие люди. Психотерапевт связал недоверие к матери и фантазии о ее намерениях убийства с чувствами маленького мальчика. Точно так же из-за боли, которую Том испытывал, он придумал, что во время каждого кормления его отравляет злая ведьма. Психотерапевт также коснулся контргнева, который чувствуют все маленькие мальчики. Том расстреливал всех убийц из своего пулемета. Когда ребенок думает, что его хотят отравить, он не только пугается, он также хочет убить всех, кого видит, и прежде всего злую мать-ведьму, которая, как он воображает, кормит его отравленной едой. Одной из существенных проблем, с которыми сталкиваются дети, страдающие нарциссическими или пограничными расстройствами, является трудность, с которой они сталкиваются на протяжении всей своей жизни, трудность в интегрировании не полностью сформировавшейся прегенитальной агрессивности, как связываемой с «я», так и спроецированной на внешний мир (Kernberg, 1984). Когда Том лучше освоился с мыслями об убийстве «понарошку», которые, играя в мафию, он приписывал себе, он позволил проявиться большему количеству реальных аффектов. Он переживал свой направленный на мать гнев во сне о приеме, он видел себя в безобразной и злой летучей мыши, и он откровенно отождествлял себя с ведьмами, которые хотели править миром во имя своих злых целей. Психотерапевт продолжал описывать интенсивные чувства «отравляемого» (в восприятии Тома) маленького мальчика. Маленький мальчик хотел отомстить своей матери и всему миру. Он связывал с кровью (блузка) образ чистой матери, отстранявшейся от него. В своем рассерженном воображении Том хотел стать безобразной летучей мышью-вампиром (оральный деструктивный гнев) и отплатить объектному миру за свои младенческие страдания. Мог ли шабаш ведьм быть трансформацией его видения матери-ведьмы, мучившей его при каждом кормлении? Том внимательно прислушивался к этим реконструкциям его эмоциональной жизни в младенчестве. — 154 —
|