Необходимыми и достаточными условиями принудительного лечения, т. е. прямого ограничения личных и гражданских прав психиатрических пациентов, законодательства всех стран, за исключением Италии, считают, помимо наличия у них душевного расстройства, их
опасность для себя и окружающих; российский закон добавляет к этому фактор беспомощности (там же, с. 156). Таким образом, противоречие между практикой стационирования в недобровольном порядке и конституционными правами граждан получает формальное разрешение: перечисленные условия удовлетворяют как конституционному требованию - к ограничению прав прибегают, чтобы не допустить нарушения прав и свобод других людей, так и профессионально-этическим нормам медицины - принудительное лечение предпринимается для спасения пациента.
Однако этот шаткий консенсус рассыпается как карточный домик при первых же попытках содержательного анализа - например, если применить его условия к любому другому - непсихиатрическому - случаю из области медицины или права. Так, с точки зрения медицины, единственным оправданием принудительного лечения является опасность пациента для себя самого. Медицинский смысл этой опасности расшифровывается в 23-ей статье Закона - «существенный вред его здоровью вследствие ухудшения психического состояния, если лицо будет оставлено без психиатрической помощи»[44] и «его беспомощность, т. е. неспособность самостоятельно удовлетворять основные жизненные потребности» (там же, с. 156). Если насилие (недобровольное освидетельствование, стационирование и т. п.), действительно, применяется врачами только для того, чтобы, в согласии с клятвой Гиппократа, сделать все для спасения жизни пациента, то перечисленные критерии должны быть общезначимыми, т. е. приложимыми также к соматическим заболеваниям. Прогрессирующий рак или отслоение сетчатки глаза, безусловно, нанесут «существенный вред здоровью», если
страдающее этими недугами лицо, будет оставлено без медицинской помощи. Но подвергают ли его на этом основании принудительному обследованию, госпитализации или лечению? Нет, не только не подвергают, но и лечение, направленное на актуальное, а не просто возможное спасение его жизни (или зрения), во многих странах, допускающих недобровольную терапию психиатрических пациентов, без платы не проводят. Парализованный человек не может «самостоятельно удовлетворять собственные жизненные потребности» и нуждается в уходе по причине беспомощности, однако закон не предусматривает его стационирования в недобровольном порядке. При этом предполагается, что для того, чтобы накормить убогого и излечить страждущего, незачем заламывать им руки за спину... Кроме того, отвергая принудительное лечение в указанных случаях, признают неотъемлемое право человека «... поставить священное "Нет" перед долгом жизни» (130, с. 53), т. е. свободу его воли. Но это значит, что и с медицинской, и с правовой точек зрения, угроза жизни пациента не является ни необходимым, ни достаточным условием для терапии в недобровольном порядке, нарушающей его права на свободу, достоинство и личную неприкосновенность[45]. Следовательно, реальным основанием применения насилия к душевнобольным являются вовсе не интересы пациента, которые врач-психиатр знает якобы лучше его самого и его законного представителя (91, с. 156), а другой - едва обозначенный в Законе «О психиатрической помощи... » интерес, заключающийся в предотвращении угрозы, которую безумие представляет для общества.
— 89 —
|