Социальный статус психотерапии

147

сомнения психиатров, стал добиваться освобождения П. из больницы. Диалектическая ловкость П., его спокойное и деловое объяснение, а также хладнокровие, с которым он говорил о допущенных в отношении него "юридических заблуждениях", оказали свое действие на юриста. Когда жители его общины узнали о предстоящем освобождении П., они направили письмо в соответствующие юридические инстанции, где выражали свое возмущение. В конце концов, было назначено дополнительное расследование.... Во время испытания умственных способностей П. показатель IQ оказался выше среднего уровня. Все признаки ослабления как функциональной деятельности мозга, так и внимания и памяти отсутствовали. Согласно протоколу обследования П. мог правильно отвечать на все задаваемые вопросы, в то время как при оценке собственных преступлений он выдавал аморальные поступки за совершенно безобидные» (88, с. 403-404).

Этот клинический случай с некоторым преувеличением демонстрирует способ, каким по сей день в психиатрии устанавливается связь между мозгом и поведением, с одной стороны, и безумием и преступлением - с другой. Хотя П. получил тяжелое ранение и потерял глаз, сначала никаких подозрений относительно повреждений мозга не возникало - в виду отсутствия жалоб и симптомов. Такое подозрение впервые было выдвинуто вместе с обвинением П. в аморальном и асоциальном поведении (эксгибиционизме) для объяснения последнего. Несмотря на то, что ни в это время, ни позже, никаких иных подтверждений мозговой травмы получено не было, подозрение о ее наличии утвердилось в качестве валидного диагноза. В своем кратком отчете д-р Фауст пять раз обращает внимание «неопытных» коллег на интеллектуальную «ловкость» пациента, высокий индекс IQ, отсутствие нарушений восприятия и памяти, его хладнокровие и деловитость, т. е.

указывает на нормальное развитие психических функций как на симптом психической патологии.

Предпосылкой, лежащей в основании этих суждений является убеждение в том, что нравственность и законопослушание представляют собой самостоятельные функции определенных отделов мозга, и что при поражении последних человек, сохраняя функции мышления, речи, памяти и т. п., становится аморальным и преступным существом/ демонстрирует «душевную холодность, расторможение инстинктов, агрессивность, антисоциальные тенденции, а также невозможность оценивать собственные способности, свое значение и положение в обществе» (там же, с. 406). Убеждение это, являющееся не чем иным, как концепцией moral и criminal insanity, удостоверяется далее эмоционально заряженным описанием безнравственности и распущенности пациента. Гиперболического апогея оно достигает в истории о том, как освобожденный из лечебницы и находящийся под надзором родственников П. умудрился совершить 150 (СТО ПЯТЬДЕСЯТ) сексуальных преступлений над невинными девочками в течение трехмесячного испытательного срока - по полтора преступления в сутки. Подобные ужасы, достойные голливудской киноиндустрии, совершенно оттесняют в закадровое пространство вопрос о том, действительно ли у П. были травмированы лобные доли мозга, не говоря уже о более фундаментальной проблеме: существуют ли хоть какие-нибудь научные основания, позволяющие утверждать, что повреждение орбитального мозга делает человека безнравственным, или все-таки травма мозга и преступное поведение - явления разных рядов причинности... Но, несмотря на множество остающихся без ответа вопросов и весьма сомнительные основания, психиатрический диагноз П. фактически становится морально-юридическим приговором, а приговор - диагнозом.