В системе гештальт-терапии сновидящему предлагают ставить себя на место каждого образа в сновидении, представляя его чувства, мысли, действия. При этом одни образы будут играть доминирующую роль, другие — конфликтовать, третьи -г нападать и защищаться, что будет иллюстрировать конфликты внутри самого сновидца. Считается, что, когда человеку удается разгадать и уладить эти разногласия, тогда он объединяет все уровни своего существа, формируя целостный Гештальт. При такой работе огромное значение имеет диалектика «воплощения» и «отстранения», о которой в свое время спорили К. С. Станиславский и Б. Брехт. Работа человека с образом сновидения (как и работа актера над ролью) включает два противоположных процесса. С одной стороны, человек должен воплотиться в образ, начать жить его жизнью, прийти, говоря словами К. С. Станиславского, от ощущения «себя в роли» к ощущению «роли в себе»2. Только поставив себя на место персонажа, представив себе его характер и ситуацию сновидения, человек может проникнуть в него так, что действия и коллизии сновидения, какими бы странными и нелепыми они ни выглядели с точки зрения бодрствующего сознания, стали понятными, естественными и единственно возможными3. Но «вжиться в образ» («войти в роль») — не означает полностью раствориться в нем и потерять собственное Я. По замечанию ! Многие люди используют дремотное состояние перед сном, задавая вопросы своим предыдущим сновидениям. 2 К.С. Станиславский подчеркивал, что переживание «роли в себе» стимулирует в актере самоанализ, заставляя задавать себе вопрос, какие именно присущие ему как личности живые, человеческие помыслы, желания, положительные качества и недостатки могли бы заставить его относиться к людям и к событиям пьесы так, как относилось изображаемое действующее лицо. 3 «Только побывав на месте Софьи, узнаешь, оценишь силу удара по ее избалованному самолюбию после того, как обнаружился оскорбительный обман Молчалина!.. Надо самому встать на место Фамусова, чтобы понять силу его гнева, озлобление его при расправе и ужас при финальной его фразе: «Ах-Боже мой! Что станет говорить княгиня Марья Алексевна!» (К. С. Станиславский. 19581 Б. Бректа, тот, «кто вживается в образ... и притом без остатка, тем самым отказывается от критического отношения к нему и к самому себе». В этом смысле, чтобы понять и оценить потенциальные возможности сновидной ситуации или персонажа, необходимо отстраниться, рассмотреть их в несколько различных ракурсах, порвав с привычным сознательным убеждением, будто' данный объект не нуждается в объяснении. — 403 —
|