Когда Дана еще работала (в каком-то проектном бюро). ей удавалось найти ошибку в расчетах практически сразу, не штудируя всю документацию от корки до корки. Такое интуитивное, правополушарное владение информацией очень ее смущало, заставляло скрывать свой дар, притворяться обычной. Не расхрабрившись единожды признать свою уникальность (мамино воспитание «не выделяться!»), Дана отказалась быть собой вообще, в принципе. Отказав миру, отказала и себе. Что называется, никому не дала. И засохла. Говоря с другими только на ИХ языке, потеряла свой собственный язык, свой жест, свою жизнь... Осознает ли она сейчас все это? Да. И не устает втайне от самой себя гордиться своим «трудным» путем, вслух горестно сожалея о нем, о растраченных впустую силах и надеждах... Позавчера к ней пришел котенок, маленький рыженький Кеша. Сначала он пришел ко всем в подъезд, а потом оказалось, что к Дане. Теперь у нее появился новый законный аргумент никуда не выезжать — ни к нам в гости, ни на природу, ни в санаторий: «Уменя Кеша». А еще она живет страной. Инсультная часть ее мышления заключается в такой вот глобальности. Как Дана с ее правосторонним параличом («Инсульт, не совместимый с жизнью!» — гордо повторяет она при каждом удобном случае свой диагноз), так и Россия окривела и дрожит на одну сторону. Потому что другую сторону захватили евреи. Все каналы телевидения, все денежные потоки — все в руках у евреев. Поэтому русскому человеку не продохнуть. Это, пожалуй, самое скучное и тяжелое, что мне приходится выслушивать от Даны. Даже тяжелее, чем наезды на мое величие. Хотя она всего лишь рассказыва- 142 ет то, что показывали по телевизору. (Мне почему-то такое по телевизору не показывают...) Хотя Дана по-своему оптимистична: вот страна выправится, и она тогда выздоровеет. Год назад зависимость ее болезни от других была более локальной — зависимость была от меня: вот я выучусь на хорошего психолога, вот на ней буквально научусь, натренируюсь — тогда она поправится... Интересно проследить жизнь ответственности у инсультного больного. В момент приступа она вырвалась с рвотой из головы своего носителя и была подобрана врачами «скорой помощи», а затем реаниматорами. Потом ответственность переселилась в сильные ладошки массажиста и точные пальцы иглоукалывателя. Затем — в виртуальные руки приходящего психолога, а теперь и ровсе далеко — в потные руки политиков. Она никак не кочет возвращаться на место, эта ответственность, на изнанке которой — свобода. — 99 —
|