|
Однажды мне показалось, что Дана отмерила себе ров-|но год жизни и будет свободна только тогда, через год. Точнее ничего сказать нельзя, потому что говорить с ней обо всем этом стало невозможно. Только думать, думать и думать... наверное, до следующего взрыва. Вот сидим мы с ней, каждая — у себя дома, и думаем — каждая про свое. Я — про нее... Нет, не про нее целиком, а только про ee инсультное мировоззрение и свое бессилие перед ним. [Она — про мой эгоизм и свое бессилие перед всем. «Обэтом тоже нужно подумать», — ее последняя главная фраза. Она повторяла ее, когда ругала меня за подчеркивание ногтем слов в ее книгах. Или когда рассказала о Кеше и своей попытке переименовать его в Митю. Отчего он стал гадить, а вернувшись в старое имя^- перестал. «Имя — все-таки судьба, и об этом тоже надо подумать». — «Да, надо», — устало соглашаюсь я. Только зачем, «если кушать-то все равно нечего», как заметил Ма-лыш у Астрид Линдгрен после требования помыть руки. ЖИТЬ-ТО ВСЕ РАВНО НЕЧЕМУ... На самом деле у Даны много виртуальных открытий и откровений про жизнь. Но это все — только ПРО жизнь, не сама жизнь, увы. 143 Недавно она позвонила одному деду-целителю и рассказала ему свое видение про город. И спросила, что же ей теперь делать, когда уже и не страшно упасть. «Отдохнуть надо», — ответил милосердный дед... Еще годик. Как раз тот годик, который Дана себе отмерила пожить. «Значит, отдохнув, вернешься в мир?!» — радостно загоревшись, завопила я. Занавесившись клубами табачного дыма, Дана загадочно ответила: «Я ничего себе не загадываю. Что будет, то и приму». Я выпила за ее смирение и погасла. И, привычно разозлившись, прикрылась грустью... Иногда я думаю: откуда это стремление в человеке — всех холостых поженить, а всех инсультных — поднять на ноги?.. После написания моего злобного пасквиля наши отношения вздохнули. Сегодня Дана снова доверяла мне свою жизнь, а я ей — даже свою злость, словно она не инвалид и вполне с ней справится. Мы праздновали первый день весны коньяком с шоколадом и сладчайшими в своей бессистемности разговорами. Так я узнала о предшествующих инсульту событиях. Дана уверена, что ее страдания — это эхо давней войны между силами добра и зла. В прошлых жизнях Даны эта война была более динамична, а в этой она принимает вид то погони во сне, то жидкости красного цвета длиной 20, а шириной 3 см, внезапно вытекшей из-под плиты, то без причины мокнущих обоев в Даниной квартире. Есть у этой войны и конкретные лица. Одно из них — женщина из соседнего подъезда, «уморившая любовника и покалечившая мужа одной только силой мысли». Это именно она за три недели до инсульта разложила перья перед дверью в Данину квартиру (верный признак наводимой порчи, по мнению Даны). Это она звонит по телефону и молчит, словно контролируя процесс Даниного умирания. Все просто — Дана владеет информацией, к которой уже много веков подбираются силы зла. Сохранить эту информацию в голове и не отдать рано или поздно для Даны было бы непосильно. Поэтому силы добра решили перекрыть доступ к ней путем взрыва моста. Да, есть такой мост (по фамилии Варолиев, кажется) в продолговатом мозгу человека, именно в нем и произошел — 100 —
|