|
А может быть, Дана все-таки здорова, ведь в остальной жизни она вполне адекватна: и сварлива, и прижимиста, и бурчлива, и запаслива, как все одинокие люди женского рода в 47 лет, живущие на одну пенсию. А может, она — мессия, несущая Свет, который современникам часто напоминает пургу. Вот уляжется ветер времен, и все станет ясно и чисто. И долгий мой вопрос, псих или гений завораживает меня вот уже полтора года, повиснет и растает в воздухе. Как дым сигарет, которых мы с ней так много скурили...Так и сражаюсь я с мегаломанией во мне и в ней, размахивая, как знаменем нашего полка, книгами Ошо (которыми, кстати, именно Дана меня регулярно и снабжает). А может, она и есть — мой личный Учитель, и только гордыня и недоверие мешают мне стать открытым и смиренным Учеником. Чтобы взять у нее щедрый дар провидца. А Инсульт прицепом не взять. Наверное, я просто учусь отделять одно от другого... 147 10' Про Дану я пыталась писать много раньше, но странным образом то исчезал файл с записями о ней, то иссякала моя писучесть, то истаивала привязанность к ней. Я называла Дану раньше «моей удивительной пациенткой», «башмачками моего Нарцисса» (на пару — как минимум! — размеров больше моего врожденного нарциссизма). И признавалась, как она меня... интригует, спасает, вырубает, пугает, оскорбляет, вызывает, возвышает. Как интересно мне с ней в процессе терапии и как трудно всегда в начале — на стадии решимости прийти. Когда прихожу, что-то неЧАянно отЧАянное слуЧАется и все как-то происходит само. Но стоит уйти и снова трудно прийти. Такое вот «Ча-ча-ча», народный мексиканский танец. А однажды я представляла ее на сборище профессиональных практикующих психологов — виртуально, конечно, как свою личную и профессиональную трудность. В надежде на помощь коллег. И узнала много разных мнений о нас. И сильно опечалилась, а потом долго лечилась... Мне было так трудно и разрушительно среди коллег на этом собрании, потому что я вынесла на их суд не что иное, как свою способность к любви. А они ее проанализировали, мою любовь к маме, которую тогда звали Дана. А любовь нельзя анатомировать чужим людям. Самому, наверное, можно. Вот анатомирую теперь, через год с лишним, когда переносы «пролечены», а с реальной мамой отношения восстановлены. Теперь можно и про Дану реальную писать, а не про ее фантом. Зовут ее вовсе, кстати, не Дана. Просто она попросила не называть ее на этих страницах, выбрав быть виртуальной Даной, а не реальной, потому что настоящее имя — это то, что... «пригвождает мое состояние ко мне». Пусть, согласилась я, пусть будет свободна хотя бы от своего имени. — 103 —
|