После одной из таких «ощутимых» встреч мне снится сон. Мне приносят тарелку с едой. Тарелка белая, а все вокруг мрачное и темное. А еда на этой большой белой тарелке совершенно серая. Я ковыряю ее вилкой, пытаясь по форме определить содержимое. Больше ничего не помню. Еще была мысль: «На всю еду, что мне предлагает жизнь, я отказываюсь реагировать эмоционально». Сей- 11 час вспоминаю: это было мясо. Но ведь мясо должно быть красного цвета! И еще один сон. Бабулина квартира, на улице ночь. В квартире темно, она загажена, запущена и выглядит точно такой, какой я ее помню, когда мы ездили туда после смерти бабули. Кажется, я отвоевала эту квартиру у кого-то, потому что нам негде было жить. Я кладу бабулю на больничную койку с пружинками почему-то поперек и говорю ей: «Отдохни теперь», — и накрываю ее одеялом. Она мне кажется такой маленькой, и я понимаю: она умерла, как будто ждала именно этого момента. Боже, как хочется плакать... О смерти. Во время одной из наших встреч вы как-то упомянули о страхе смерти и о том, как люди стремятся защитить себя от необходимости думать об этом. Мне часто кажется: я не боюсь смерти. Иногда всплывает мысль: «Я не хочу стареть!», и я начинаю переживать, что уже не так молода. Потом мне кажется: смерти нельзя не бояться, и я, возможно, так сильно ее боюсь, что загнала этот страх так далеко, чтобы не осознавать его масштаба. И может, поэтому мне иногда так хочется рисковать, проверять себя на прочность, бросать смерти вызов. С той самой беседы меня не покидает мысль: пора все это обсудить. Первое, что приходит на ум — вид разрытой могилы, похороны. Я стою в первых рядах. Сразу за мной, положи мне руки на плечи, стоит бабуля. В яму начинают опускать гроб. Он уже коснулся дна могилы, и я понимаю: это все. С криками «Дядя Боря!» я кидаюсь к яме. Бабуля меня удерживает. Честно говоря, даже не знаю, был ли это сои или все это было взаправду. Был какой-то дядя Боря, я его очень любила, и меня взяли на его похороны, и я чуть не упала в яму. Так странно. У меня нет ясного ощущения потери человека. Я отказываюсь понимать, что я уже не смогу ощутить ушедшего человека, поговорить с ним, увидеть его. Людей и животных, которых я теряла, я представляла живыми, просто думала: они далеко, и мы не можем общаться. А людей, которых не люблю (родителей, например, или врагов), я пытаюсь «умертвить», представляя их 78 погибающими в катастрофах, умирающих от болезней. Вы говорите:-«отпереживать, отплакать». Мне кажется, это невозможно. — 54 —
|