Я не могу передать свое состояние прямо сейчас: сижу в своем кабинете, за столом компьютера, кресло облегает тело, смотрю поверх монитора, а там медная статуя Эйфелевой башни, покрытая пылью, а за ней Сергий Радонежский смотрит мне в глаза с какой-то невыразимой грустью над распятием Спасителя; через наушники льется музыка Клауса Шульца, моя левая рука устало лежит на столе и капля пота катится на левую бровь и сотни других сигналов, пробивающихся сквозь мозаику моей личности создают некое состояние, которое я уже не в силах описать словами. Почему мне так трудно описать свое состояние? Неужели оно настолько глубоко, что не касается языка слов. Неужели 25 лет занятий практической психологией сделали мою личность настолько прозрачной, что сознание стало воспринимающим, но не переживающим. Имеет ли смысл трансформация, если она ведет к тишине, к покою, Равностности? Не лучше ли страдание, чувство вины, страха? Они ведь так реальны и предельно ощутимо связаны с жизнью на земле. Может — «вкусить соль земли» и есть страдание, а кто не страдает, тот и не живет вовсе. Может — благостное смирение и есть Равностность, но из чувства полного принятия страдания как факта человеческого существования, через жизнь, Эго, личность, сопереживание (я говорю не о сознании: сознание не способно к страданию). То, что сознание не способно к страданию, я окончательно понял, вернувшись 363 после конференции в свою квартиру. Я чем-то заболел на этой конференции. Но пик этой болезни пришелся на тот момент, когда я после приезда с конференции лег на свой кожаный диван. Померил температуру — было около 40 градусов. Это меня не удивило, не обрадовало. Это были цифры на градуснике. Я был покрыт каким-то странным, липким потом, все плавало, стягивало, сводило ноги. Нутром я понимал, что где-то рядом блуждает смерть. При этом мое сознание просто наблюдало, что происходит. И с любопытством ждало, что произойдет дальше. Не хотелось никого звать, тем более звонить «03». Ничего не хотелось предпринимать. Наблюдалось. «Только перед лицом смерти рождается «Я» человека» — эти слова принадлежат блаженному Августину. Говорят, что трансформационная сила, заложенная в столкновении со смертью, способна совершить огромный сдвиг в жизненных стратегиях человека. Будто смерть действует как катализатор, способный поднять человека с одного уровня существования на другой, более высокий. Я не знаю, что бы было дальше, если бы с дачи не вернулась Ольга (моя жена). Может — мое стремление встретиться лицом к лицу не только с физической смертью, но и со смертью своего Эго закончилось бы успешно и окончательно. Я всегда думал, что самый великий подвиг не завоевание мира, а покорение себя. Вот он, Козлов Владимир, жаждущий и страждущий был покорен. Но почему-то после этого опыта мне грустно. Неужели годы жизни ушли только на то, чтобы потерять даже свою породу, мощную инстинктивную жажду жизни? Неужели я все время шел не туда? — 311 —
|