Психодрама: теория и практика. Классическая психодрама Я.Л. Морено

На первых порах психодрамотерапия протекает пас­сивно и прежде всего дает больному почувствовать свою принадлежность к группе. Постепенно, однако, в пресле­дующих свои цели сценах — иногда кататимного характе­ра — и в психодраматическом воспроизведении сначала приятных, а затем и травматических переживаний из про­шлого предпринимается попытка катартически освобо­дить отщепившиеся или застывшие чувства и с помощью укрепляющих «Я» психодраматических техник интегри­ровать их в личность в ситуации «здесь и теперь».

Психические роли, которые в состояниях дефекта практически никак не актуализируются, по всей види­мости, отщепились на ранних стадиях болезни и осо­бенно интенсивно переживались в острых фазах как «чужие роли». Разумеется, это переживание отвлечено от внешней реальности и происходит почти исключи­тельно интрапсихически — прежде всего в галлюцина­торных фазах. В таком случае взаимодействие между пациентом и его окружением становится практически прерванным. Поступки пациента и поступки здоровых людей становятся друг для друга непонятными, что по­рождает circulus vitiosus, постоянно усиливающий у па­циента «интроверсию либидо», если использовать тер­минологию Юнга.

Во многих случаях эта кажущаяся непреодолимой пропасть может быть преодолена благодаря полуреаль­ности и дополнительной реальности психодрамы, когда, с одной стороны, экстерна-лизируется интрапсихическое переживание больного, а с другой стороны, приходящие из внешнего мира партнеры в ролях интрапсихических образов пациента получают доступ к его внутреннему миру. На психодраматической сцене они вступают с ним в соответствующую этому внутреннему миру интерак­цию. Возникающие в игре психодраматические пережи­вания вместе с описанным Морено любовным катарси­сом могут стать настоящими поворотными пунктами в те­чении болезни.

Пример: Двадцатитрехлетняя аноректическая пациент­ка длительное время находится в довольно выра­женном состоянии кататонии. Целыми днями она неподвижно стоит возле окна. Если к ней обраща­ются, то она в общем-то реагирует, но из-за явной своей отгороженности не способна даже подать ру­ки. В этом состоянии ее впервые вводят в психодра­матическую группу.

Не стоит и думать, что она могла бы поприветст­вовать каждого из членов группы по отдельности. Психодрамотерапевт сообщает начинающей протагонистке, что на последнем занятии играла бывшая ее соседка по палате. Однако упомянутую соседку больная никак не может припомнить. Сама она пол­ностью дезориентирована в пространстве и времени и не знает своего имени. На вопросы терапевта в фазе разогрева она наконец отвечает, что помнит только одно: как однажды, находясь до этого в дру­гой клинике, выпрыгнула из окна нижнего этажа дома. В начале фазы игры изображение этой сцены дается с большим трудом. На вопрос, куда она по­пала из той клиники, протагонистка после напря­женного раздумья высказывает мысль, что это была гостиница, и добавляет: «Там были ужасные чужие люди. Они у меня все отобрали!» С таким же тру­дом ей удается пояснить, что у хозяев гостиницы были две дочери, причем, когда пациентка попала в гостиницу, одна из них отсутствовала. Хозяйская дочь изображается другим терапевтом. Когда про­тагонистка оказывается в вестибюле гостиницы, стоящая в трех метрах от нее партнерша делает не­большой шажок по направлению к ней и совершен­но спокойно говорит: «Добрый день!» В тот же мо­мент протагонистка разражается необъяснимо бур­ными судорожными рыданиями. Психодрамотера­певт усаживается рядом с нею на стул, берет ее под руку и дает выплакаться. Наконец та успокаивает­ся. На вопрос, чего хочет протагонистка — пре­рвать или продолжить игру, больная вопреки ожи­даниям говорит: «Продолжить игру!» В гостиницу она уже не возвращается.