В тех анализах, которые я проводил сам или супервизировал, у меня не было ощущения, что аналитическое пространство, в котором приватность ценится так же, как и общение, ведет к аналитическим тупикам, когда молчание, например, становится неанализируемой формой сопротивления. Когда возникают продолжительные защитные паузы, я считаю важным признать и проинтерпретировать как потребность пациента в приватности, так и его потребность сделать переносное сообщение через молчание (Coltart 1991). (Переносное сообщение, которое делается через молчание, является частью переноса как “тотальной ситуации” [Joseph 1985].) В процессе анализа идея о том, что анализируемый говорит только то, что хочет сказать, и блюдет свою приватность как “святое” (Winnicott 1963), оказывается более сложной, чем казалось вначале, поскольку пациенту, конечно, не всегда понятно, что именно он хочет сказать или даже кто “он”. Анализируемый обнаруживает, что первое лицо единственного числа на самом деле является множественным: существует множество “я”. Кроме того, пациент хочет говорить определенные вещи, в то время как “он” (другой аспект его переживания себя) считает, что “он” не должен говорить эти вещи, которые “он” хочет сказать. Более того, существуют вещи, которые он хотел бы сказать, но не знает, что это. (См. Ogden 1992a,b,d,d, где обсуждается вопрос о диалектически установленном/децентрированном субъекте психоанализа.) Важным достижением в анализе является то, что анализируемый начинает дифференцировать и понимать что-то в отношениях между различными аспектами себя, например, между своим нежеланием говорить какую-то вещь (потому что он хочет “сохранить ее для себя” навсегда) и своей неспособностью сказать что-нибудь, надеясь при этом, что аналитик поможет ему найти путь к тому, чтобы облечь это в слова. Такие конфликты между различными аспектами переживания себя часто остаются неопознанными и, следовательно, неанализируемыми, если анализ проводится под эгидой утверждения аналитиком и использования (отчасти защитного) пациентом фундаментального правила. Подобный тупик может принять форму бессознательной фантазии пациента о том, что анализ требует от пациента подчиниться чему-то вроде “психического потрошения”. Бессознательные объектные отношения, определяющие эту фантазию, остаются не анализируемыми до тех пор, пока аналитик не способен к саморефлексии и навязывает актуальный контекст переживаний, управляемый ожиданием/требованием, чтобы анализируемый “говорил все, что приходит ему в голову”. — 57 —
|