|
Она казалась немного испуганной и растерянной, но чашечка кофе, обогащенного коньяком, помогла ей освоиться в обстановке быстрее, чем это обычно в подобных ситуациях бывает. Щечки ее порозовели, а пустота зрачков наполнилась блеском. « А она хорошенькая, — подумала Рита, вглядываясь в подружку Лукина,— но странен его выбор. Ему все больше нравились дамы оформленные, брунгильдистые, с крепкими ляжками и сочными задами, а эта совсем как девочка: тонкие, хотя и стройные, ножки да, наверно, костлявая попка. Интересно, они играли в декадентские игры?» Но тут ее мысли были прерваны отеческими интонациями Николая Павловича: — Мы вам искренно сочувствуем, Лизочка, и готовы помочь вам и сделать все, что в наших силах. Лизочка молча кивнула и по птичьи наклонилась к чашечке с кофе, отхлебывая мелкий глоточек. Она все еще выглядела затравленным зверьком, хоть и спасшимся от погони и очутившимся в безопасной норке, но пока продолжающим помнить и чувствовать недавний ужас. — Вы чувствуйте себя свободно и доверьтесь нам, — продолжил Николай Павлович, — ладно? — Ладно, — кивнула она, пал шиком поправляя выскользнувший из общей пряди коконок. — Ну вот и хорошо. Вы можете говорить и рассказывать нам все, что захотите, а мы будем думать над тем, как сделать лучше. — Я принесла его записки... часть из них я читала, и они мне показались немного странными... ну, я не знаю, что еще сказать, ведь все-равно он не вернется. А еще... а еще... — Лизочка шмыгнула носиком и уткнула заострившееся личико в свои хрупкие и, должно быть, потные ладошки. — Что еще, Лизочка, что? Доверьтесь нам. Что еще? — А еще... — она чуть слышно всхлипнула и не отрывая рук от лица, от чего голос ее слегка загнусавил, чуть растягивая слова, сказала, — а еще... я жду... ребеночка... вот... я — беременная. «Боже ж ты мой, — подумала Рита, — ну Лукин, ну производитель, — затем мысленно обратившись к девушке, — ничего, бедняжечка моя, я от него тоже залетала. По дурости, конечно». Часть II СЦЕНЫ ИЗ ЖИЗНИ ЦИНИКА,ИЛИ HOMO VULGARIS СТАРИЧОК Сегодня разговаривал с одним старичком. У него привычка щелкать челюстями таким вот манером. Сначала вытягивает нижнюю челюсть и выпячивает ее до тех пор, пока не раздастся хруст. При этом впечатление такое, как будто закрой он рот, то эта челюсть наденется ему на нос. Затем он убирал ее обратно в исходное положение и начинал ею колебательные движения то влево, то вправо. Делал он это неистово и даже как-то самозабвенно. Когда хруст прекращается, старик заводит разговор о политике, паразитизме и бутербродах. После каждого моего замечания по какому-либо поводу он возобновляет сеанс хруста и в конце концов изрекает: «Ну и что из этого проистекает?» И в упор смотрит на меня своим желтым слезящимся взглядом. — 78 —
|