Черная ночная рубашка. Комплекс слияния и непрожитая жизнь

состоянии у меня не было ни эмоциональной, ни ментальной связи ни с Наоми, ни с самим собой. Это, скорее, было телесное ощущение без ментального содержания, и не имело смысла ду­мать, что оно «исходит от Наоми», или использовать его как ключ к тому, что происходит внутри нее. Подобные идеи оказа­лись бы лишь моими собственными защитными конструктами.

И только пережив подобное вместе много раз, после тща­тельного исследования того, что я чувствовал, Наоми все-таки начала вспоминать, как она сделала это и в отношении пузыр­ной структуры, что в детстве она ощущала свою мать так же, как сейчас ощущает меня — как скучную и безжизненную. Че­рез переживание темного и беспорядочного состояния поля вместе со мной Наоми сделала решительное открытие о том, что Черная Ночная Рубашка имела отношение к тому, как она воспринимала материнское тело.

Черную Ночную Рубашку можно рассматривать как архетипи-ческий образ тонкого тела Наоми, на которое негативно повлия­ли ее отношения с матерью. Эта формация олицетворяла резуль­тат попыток слиться с материнским телом, чтобы обезопасить себя от материнского психотического гнева и депрессии. Однако эта «суррогатная кожа» была сама по себе жалкой — как отрав­ленная одежда в фольклоре, например, хитон, мучивший гречес­кого героя Геракла67, — и Наоми нашла защиту от ее крайне бес­покоящего воздействия в создании нарциссического пузыря.

В норме, если отношения между матерью и ребенком твор­ческие и здоровые, их взаимные проекции, особенно — мате­ринские фантазии о ребенке во внутриутробном состоянии и сразу же после рождения — приводят к формированию здоро­вого тонкого тела. Союз между аналитиком и анализируемым может удивительно целительно действовать на тонкое тело,68 тогда как инкорпорирование материнского или отцовского без­умия может серьезно снизить возможность творческих состоя­ний союза и разрывать ткань тонкого тела. Мы с Наоми поняли, что черная ночная рубашка несла в себе безумие, депрессию и отчаяние ее матери — все те состояния, которые Наоми интуи­тивно воспринимала как следствие инцеста, жертвой которого была ее мать. По мере растворения «замещающей кожи» Черной Ночной Рубашки Наоми становилась ранимее к переживанию психотических качеств своей матери, которые она инкорпори-

104

ровала, поскольку эти «кожи» ранее служили ей защитой как от внутренних, так и от внешних атак. Ей снились красные ма­ленькие шарики, застрявшие у нее в глазу, а потом большой пе­нис, принадлежавший матери. Этот пенис был внутри Наоми, и она пыталась вызвать рвоту, чтобы избавиться от него.