185 поста»149. Фраза «семя глупости», которую Левинас употребляет на протяжении всей книги, говоря о психике, возможно, эвфемизм сумасшествия/психоза150. Требования, которые Левинас предъявляет к себе и другим, кажутся сумасшедшими. В одном из интервью Левинас говорит: «Другой проходит прежде меня; я для другого, а то, в чем дру- гой видит обязанности по отношению ко мне, это его дело, не мое!» Интервьюирующая .восклицает: «Но это же безумное тре- бование!», на что Левинас отвечает: «Безумное, да...»151 Я уклонялся от полей комплекса слияния, потому что иначе не мог. Я чувствовал опасность полной потери себя и фузионной тяги к анализируемому. Я не доверял другому. Левинас настаи- вал бы на том, что отсутствие доверия было этической неудачей, и, вполне возможно, так оно и было. Его вызов преследует меня, когда я смотрю на много десятков лет аналитической работы, в том числе на «сложные» случаи, которые, хотя их и было немного, привели меня на грань того, что я мог выносить. Он требует мужественного акта, опирающегося на веру в то, что «Мир с другим превосходит знания, а межличностные отношения пер-вичны».152 Этика, сказал бы он, это не зрелищный спорт. Скорее, это означает «опыт встречи с требованием, которому я не могу полностью отвечать, но которого не могу избежать».153 Колин Дэвис, толкуя работы Левинаса, говорит нам, что «Иначе чем Бытие» — причудливый и сложный текст».154 Проза Левинаса настолько сложна и наполнена новыми терминами и разбивкой [по слогам] старых, что и сам автор называет эту работу странной. И в самом деле, Саймон Критчли, главная фигура Левинасовских штудий, утверждает: .«Еще не было сделано ни одной попытки оценить по достоинству странность [«Иначе чем Бытие»]».155 Такие определения — причудливый, странный — знакомы нам из попыток расшифровать бессмысленность психотических состояний. Юнг однажды настаивал на том, что проза Гегеля настолько глубокомысленна, что патоло- гична. Что бы он сказал о Левинасе? И все же я вижу, что автор внедряется в то, что может показаться психотическим, потому что пытается описать уровень отношений, которые с любой рационально-дискурсивной точки зрения (заботящейся о субъект-объектной дифференциации или зависящей от внутреннего бытия, ориентира, который мы 186 называем самостью) уничтожают чувство Я и идентичности, но все же обладают возможным смыслом. Я читаю Левинаса, чувствуя, что автор будто погружен в глубины тех переживаний, которые испытывает человек, если комплекс слияния организует или дезорганизует четырехмерное пространство— пространство, подвластное восприятию двух людей и способное объять двоих. — 135 —
|