|
Это, увы, несколько абстрактное отступление необходимо для того, чтобы мало-мальски прояснить хитрые и иносказательные связи нашей — как обыкновенно говорят — «просто детской сказки». Обе противоположные троичности — одна, которая нагоняет зло, и другая, которая противостоит, похожи как две капли воды на функциональную структуру нашей психики — сознательную и бессознательную. Сказка как спонтанный, наивный и нерефлексируемый продукт души не может высказывать ничего другого, кроме того, а что же, собственно, из себя представляет душа? Поэтому не только наша сказка изображает эти структурные психические соотношения, бесчисленные другие сказки делают то же самое3. ' В одной северной сказке три принцессы, которых надо выручить, изображаются воткнутыми в землю по шею. 2 К учению о функциях см. Psychologische Typen. Neueauflage. 1950. ЗДля неспециалистов в этой области я хотел бы добавить, что учение о структуре психики было выведено не только из материала сказок и мифов, но основано на опытах и наблюдениях в области медико-психологического расследования. Лишь вторично было найдено подтверждение этому учению в сфере, лежащей очень далеко от врача, — в сфере сравнительного исследования символа. 328 К. Г. ЮНГ Наша сказка на редкость отчетливо показывает, с одной стороны, полную противоречивость архетипа духа, с другой — запутанную сыгранность антиномий по достижении одной большой цели — наивысшего осознавания. Юный свинопас, который из животно-чувственной бездны взбирается на гигантское мировое древо и уже совсем наверху, в светлом сверхмире обнаруживает свою деву - Аниму, знатную принцессу, — символизирует восхождение сознания из приживотных областей к многообещающей вершине, которая самым наилучшим образом представляет расширение горизонта сознания*. Если мужское сознание однажды достигло этой высоты, то оно встречает там свое женское соответствие, Аниму2. Она — персонификация бессознательного. Встреча показывает, насколько неподходящим является обозначение бессознательного как «подсознания». Оно не только «под сознанием», но также над ним, и уже с давних пор над ним, так что герою нужно именно с большим трудом к нему карабкаться. Однако это «высшее» бессознательное ни в коем случае не является сверх-сознанием в том смысле, что тот, кто его достиг, как наш герой, будет возвышаться над «подсознанием» примерно так же, как над поверхностью земли. Напротив, он делает досадное открытие, что его высокая и светлая Анима, принцесса души, гам уже заворожена и так же несвободна, как птица в золотой клетке. Он может, правда, похвастаться, что преодолел низину чуть ли не животной тупости, однако его душа находится во власти злого духа, мрачного отцовского имаго из преисподней в образе ворона, этого известного териоморфного облика черта. Зачем ему нужна его высота и широкий горизонт, если его возлюбленная душа томится в плену? Да, она даже принимает участие в игре преисподнего мира и склонна, по-видимому, препятствовать юноше в раскрытии тайны своей неволи, запрещая ему входить в — 234 —
|