281 ходит погружение на последнюю глубину, как верно сказал Апулей: «Уничтожают равновесие по доброй воле». Это не искусственно-желаемый, а естественно-принуждаемый отказ от собственного знания; не морально-расфуфыренное, добровольное подчинение и смирение, а окончательное недвусмысленное поражение, увенчанное паническим страхом перед деморализацией. Когда сломаны все преграды и укрепления, когда неоткуда ждать даже малейшей защиты, только тогда возникает возможность переживания архетипа, до сих пор скрывавшегося в многозначительной бессмыслице Анимы. Это архетип смысла, так же как Анима, представляет собой просто архетип жизни. Нам, правда, всегда кажется, что смысл моложе события, потому что мы с известным правом предполагаем, что человечество может существовать, даже если ничего предварительно не объяснено. Однако как мы придаем смысл? Откуда, в конце концов, мы берем смысл? Формы нашего толкования — это исторические категории, простирающиеся в туманную старину (что обычно недостаточно четко представляют). Толкование пользуется определенными языковыми матрицами, которые, со своей стороны, опять же восходят к древнейшим образцам. Мы можем решить интересующий нас вопрос, обратившись вновь к истории языка, мотивов — и она в который раз непременно приведет нас в примитивный мир чудес. Возьмем, например, слово «идея». Оно восходит к понятию у Платона, а вечные идеи являются прообразами, хранящимися в занебесной области (?? ??????????? ????) как трансцендентные вечные формы. Глаз ясновидящего усматривает их в «образе и духе» (imagines et lares) или же в образе сновидения и являющегося видения. Или возьмем понятие «энергия», которое означает физическое явление. Прежде это был таинственный огонь алхимиков, флогистон, присущая веществу тепловая сила, подобная первотеплоте стоиков, или «вечно живой огонь» Гераклита (??????????), который уже совсем близок примитивном) представлению об универсально распространенной жизненной силе приращения и магического исцеления, последняя обычно обозначается как Мана. 282 К 1. ЮНГ Не буду без нужды нагромождать примеры. Этого достаточно, чтобы знать, что нет ни одной существенной идеи или представления, которое не обладало бы историческими предпосылками. В конечном счете в основе всего лежат архетипические праформы, чья наглядность возникла во времена, когда сознание еще не мыслило, а ощущало. Мысль была объектом внутреннего восприятия, она не мыслилась, а ощущалась как явление, ее, как говорится, видели или слышали. По существу, мысль была откровением, не выдумкой, а навязчивостью и, благодаря своей непосредственной предметности, убежденностью. Мышление предшествует примитивному Я-сознанию, будучи скорее его объектом, чем субъектом. Но даже мы еще не взошли на самую высокую вершину сознания и поэтому точно так же обладаем предсуществующим мышлением, чего, впрочем, не замечаем, пока привержены обычным символам; выражаясь на языке сновидения: пока не умер отец или король. — 202 —
|