|
На этом примере можно совершенно отчетливо распознать разницу между переносом/контрпереносом и реальными отношениями. В отношении Я-Ты я воспринимаю своего партнера серьезно и должен относиться к нему честно: мне следует открыто ему сказать, как я воспринимаю его поведение. Мне не следует играть роль неуязвимого аналитика, я должен проявлять нормальные человеческие реакции. Разумеется, во время аналитической сессии мне не следует упрекать пациента в том, что меня раздражает его поведение. Я должен узнавать в своей реакции признаки бессознательных психодинамических процессов, протекающих между нами, и вместе с ним попытаться в них разобраться. В этом смысле, как говорил Юнг, мы оба включены в процесс анализа. В таком случае я не являюсь для него персоной высокого уровня, которую он должен заставлять ждать для демонстрации своей значимости. Пациент может воспринимать меня как другого человека, который прини-маег всерьез его самого и его поступки. Моя честность по отношению к нему может вызвать ответную честность по отношению ко мне, и тогда мы можем вместе исследовать бессознательные мотивы, которые вызвали такое поведение. Таким образом, мы делаем акцент на реальных человеческих отношениях и пытаемся найти истинные мотивы внешних искажений, существующие как в ситуации анализа, так и вне его. Мне думается, пациенту очень важно видеть, что аналитик также стремится исследовать мотивы своих реакций и не возлагает на него всю тяжесть этой работы. По моему мнению, эта честность должна находиться в соответствии с материалом пациента, аналитическими отношениями и феноменами переноса/контрпереноса. Обычно признания аналитика пациенту, которые не имеют прямого отношения к процессу анализа, бесполезны, если вообще не вредны. Они являются следствием скрытых потребностей при контрпереносе. Опасность отыгрывания в процессе анализа скрытой взаимной потребности в отношениях переноса/контрпереноса достаточна велика, и такое отыгрывание может причинить серьезный вред. В связи с этим вопросом о честности отношений мне вспоминается одна молодая женщина, страдавшая чрезвычайно глубокой депрессией. В течение длительного времени она не могла избавиться от очень сильного идеализирующего переноса: она считала меня самым прекрасным и совершенным человеком на свете, а сама себе казалась смешной и очень глупой. Время от времени она могла себе позволить пофантазировать, что воплощаемое мной совершенство частично распространяется и на нее, но в основном она чувствовала себя недостойной моего «великодушного внимания». Кроме того, она очень часто испытывала зависть к моей «хорошей жизни», а также ревность к другим моим пациентам, которые, по ее мнению, были умнее, красивее и интереснее ее. Ее зависть и ревность свидетельствовали о наличии далеко не самых лучших черт ее характера. Она томилась ожиданием каждой следующей сессии и одновременно умирала от страха, что заставляет меня скучать и что поэтому я откажусь ее анализировать. — 67 —
|