|
В результате нашего обсуждения его поведения выяснилось, что он стремился продемонстрировать мне свою значимость, которую почувствовал, получив новую работу. По всей вероятности, как защитная реакция на потерю свободы, которую отнимала у него работа, у него появилась тенденция к инфляции. В такой трансформации нет ничего удивительного: в подобной ситуации она может случиться с каждым человеком. Его работа была связана с определенной социальной деятельностью: он занимался подростками, которые убегали из дому, употребляли наркотики (марихуану и ЛСД) и не собирались ни учиться, ни работать. Эта деятельность ему очень нравилась, но вместе с тем он чувствовал, что очень слабо себе представляет, как ему следует обращаться с этими подростками. Его телефонные звонки свидетельствовали о том, что бессознательно он идентифицировался с ними и с их анархическим протестом. Он не ощущал себя свободно в своей новой профессии и бессознательно перенимал поведение подростков, а в отношениях со мной он получал возможность отыгрывать эту бессознательно приобретенную психическую инфекцию. Совершенно очевидно, что если бы я рассматривал свое раздражение лишь как следствие своих фрустрированных потребностей, то упустил бы очень важную часть анализа. Способ обсуждения с пациентом раздражения, возникающего у аналитика во время сессии, должен зависеть от существующих между ними отношений. Возможно, интерпретация переноса «в чистом виде» предполагает, что аналитику следует задать вопрос: «Может быть, вы уже испытывали когда-то подобное желание вызвать раздражение, как в тот раз, когда вы заставили меня ждать, пока закончатся ваши долгие телефонные разговоры?» Естественно, здесь аналитику следует быть объективным, далеким от каких бы то ни было человеческих слабостей, позволяющих человеку говорить о своем раздражении. Я не большой сторонник применения этой, так называемой техники работы с контрпереносом. Но в отдельных случаях пациенты должны оставаться при своем проективном убеждении, что аналитик не является ранимым человеком и его чувства никак нельзя задеть; иначе пациенты будут в значительной мере ощущать свою незащищенность. Эта техника может оказаться очень ценной; в классическом психоанализе она фактически является единственным терапевтическим средством. Верно и то, что, стремясь быть честным по отношению к самому себе, аналитик иногда взваливает тяжелую ношу на плечи пациента. В данном случае для меня было вполне достаточно существовавших между нами Я-Ты-отношений, чтобы прямо сказать ему следующее: «Я задумался над вопросом, почему ваши продолжительные телефонные разговоры и то, что вы заставляете меня так долго ждать, вызывают у меня раздражение. Я сомневаюсь, что причина этого раздражения связана только со мной. Не отражается ли здесь ваша потребность продемонстрировать мне нечто неизвестное?» После этого мы стали обсуждать особенности его поведения. Он осознал существующую у него инфляцию и свою идентификацию с подростками и впоследствии мог решать свою проблему, встав на совершенно иную позицию. Можно даже предположить, что бессознательной целью такой демонстративной инфляции было его неосознанное желание от нее избавиться в процессе анализа. Иными словами, ведя себя таким образом, он бессознательно побуждал меня столкнуться с его проблемами. — 66 —
|