|
Иными словами, самооценка также может развиваться и поддерживаться лишь в том случае, если отсутствует слияние с идеализированным объектом самости и появляются другие идеалы, стимулирующие развитие полноценных межличностных отношений и достижения согласия. То же самое относится к идеализирующему переносу: при оптимальном протекании процесса анализа пациент постепенно испытывает разочарование, обусловленное ограничениями аналитика, и это приводит его к «изменяющей интериоризации»50(Kohut, The Restoration of the Self). Аналитику очень важно уметь терпеливо относиться к ситуации, в которой он является для пациента идеализированной фигурой, так как резкое разочарование может привести к травматическому результату и свести на нет весь аналитический процесс. Способность к идеализации проявляется уже в младенческом возрасте и сохраняется на протяжении всей человеческой жизни. Она, безусловно, связана — а часто полностью совпадает — с феноменом, который юнгианцы называют творческой архетипической фантазией. Так, например, всемогущество является архетипической чертой, как правило, присущей божественному образу. По моему мнению, идеализирующий перенос, как уже отмечалось, представляет собой проецирование на аналитика архетипического содержания. Величайшее разочарование в аналитике в основном связано с процессом «устранения проекций». Это означает узнавание в материале бывших проекций содержания своей психики; во время этого процесса человек начинает осознавать в себе некое бессознательное содержание, так как до этого он бессознательно считал, что оно принадлежит другому человеку. Вспоминается молодой человек, страдавший ярко выраженной агорафобией и жаловавшийся на разные психосоматические расстройства. Сначала он «не пустил» меня в свой внутренний мир как человека, пытавшегося как-то облегчить его состояние с помощью определенных эффективных интервенций. Кроме того, в отличие от пациента, о котором шла речь выше, он не вызывал у меня ощущения полной для него бесполезности. Наоборот, у меня возникало сильное чувство, что он видел во мне некую угрозу себе, ощущая во мне огромную силу и всемогущество. Он занимал меня постоянными разговорами, не давая вставить слово, и при первой попытке открыть рот я увидел, как непроизвольно поднялись его руки в защитном жесте. Однажды, видимо, когда ему как-то удалось преодолеть свою хандру, он собрал все свое мужество и закричал на меня: «Я никогда не позволю вам сделать то, что вы хотите со мной сделать — вы хотите отнять у меня веру в Бога!» Он был членом какого-то религиозного братства. Когда он заболел, братья обвинили его в недостаточной вере в Спасителя. А когда он захотел прийти на консультацию к психотерапевту, они его осудили и сказали, что исцелять может только Христос, а все психотерапевты — неисправимые грешники. С одной стороны, «неисправимый грешник» его очень привлекал, а с другой, вызывал смертельный страх. Пациент должен был покинуть своих братьев, а после этого полный отчаяния, он обратился ко мне за консультацией, испытывая и осознавая при этом огромную вину. — 38 —
|