|
Следуя разным теориям, описывающим психодинамику грандиозного Я, первые и самые известные исследователи феномена нарциссизма, Хайнц Кохут и Отто Кернберг, предложили два подхода к его изучению. По мнению Кохута, наличие грандиозного Я свидетельствует о фиксации регрессирующего пациента на уровне его инфантильных иллюзий, связанных с всеведением и всемогуществом. Поэтому ему необходимо эмпатическое сопротивление аналитика, которое иногда следует поддерживать достаточно долго, так как оно способствует постепенному развитию у пациента более адекватной самооценки47(Heinz Kohut, The Analysis of the Self). Эта процедура заключается в ощущении пациентом ответной корректирующей эмоциональной реакции аналитика. Кернберг рассматривает грандиозное Я вместе с его склонностью к обесцениванию аналитика прежде всего как компенсаторную защиту от подавляющей пациента архаической зависти. Поэтому он считает необходимым интерпретировать эти защитные механизмы, чтобы показать пациенту, как тот воспринимает аналитика48(Kernberg, Borderline Conditions). Таким образом, Кернберг предлагает использовать реакцию контрпереноса комплементарного типа как основу интерпретации. На практике любая реакция иногда может оказаться адекватной, а иногда, наоборот, неадекватной. У меня не раз возникало острое ощущение, что в данный момент пациенту очень нужна моя установка на «эмпатический резонанс» или на «удержание» (по Винникотту49(D.VV. Winnicott, "Psychiatric Disorder in Terms of Infantile Matura-tional Processes", p. 24.)). Даже если мои действия как аналитика кажутся пациенту бессмысленными и бесполезными, количество прямых, а чаще косвенных упреков относительно моей бесполезности будет неизбежно возрастать, как только он почувствует в моей реакции недостаток эмпатии. В таком случае он должен допустить, пусть даже косвенно, то значение, которое я для него имею, если, конечно, он будет продолжать анализ. К тому же мои действия, связанные с отзеркаливанием и удержанием, часто противоречат моему убеждению, что пациент действительно испытывает потребность в истинных и искренних реакциях. Он должен быть уверен в том, что отражение, которое получит от аналитика, снова не нанесет ущерб его представлению о себе. Каждый раз, ощущая внутренние импульсы, указывающие на необходимость смены установки, я обязательно сначала себя спрашиваю, станет ли для меня болезненным ощущение «бесполезности», в проявлении которой меня обвиняет пациент. Фрустрирован ли я, потому что не позволил себе принять близко к сердцу сверхчувствительную реакцию пациента? Разумеется, эти ощущения фрустрации и боли могут оказаться естественной человеческой реакцией на мой способ лечения. Но главным вопросом в анализе всегда остается следующий: могу ли я почувствовать не только свою боль, но и необходимость проявления эмпатии к пациенту или, иначе говоря, признаки синтонного контрпереноса. Мои импульсы могут оказаться сочетанием этих двух реакций, и, если на первом плане оказывается реакция синтонного контрпереноса, я могу как-то намекнуть пациенту на существование у него защит, которые я вижу, а также на его поведение по отношению ко мне и, может быть, к какому-то еще достаточно близкому для него человеку. Такая интерпретация исключает чувства, связанные с комплементарным контрпереносом. — 34 —
|