В связи с этим мне вспоминается молодой человек, который был переполнен нарциссической яростью. Едва у него возникало чувство, что его блестящие артистические способности не находят достаточного признания у окружающих, в нем просыпался страшный гнев. Он испытывал черную зависть к людям, которым «это удавалось», хотя, по его мнению, они по сравнению с ним были гораздо менее талантливы и добивались успеха только благодаря деньгам или влиятельным родителям. Все это служило для него доказательством социальной несправедливости и заставляло его кипеть ненавистью. Он использовал меня в качестве громоотвода для своей агрессии и тщательно за мной наблюдал, очень желая, чтобы я с ним согласился. На этой фазе анализа становилось все труднее усомниться даже в самом спорном его мнении, и в течение нескольких недель я должен был смириться с ролью пассивного слушателя его нескончаемых тирад, одновременно думая о том, как ему было бы полезно найти силы, чтобы открыто выразить свою агрессию. Но вместе с тем я ощущал тоскливое отупение и некоторое отчуждение. Его агрессивное поведение привело к некоторым проблемам в его карьере, что вызывало у него сильное изумление. Он хотел, чтобы его любили за его ненависть. Однажды он мне рассказал такой сон: он оказался в пустыне, похожей на Сахару. Внезапно песок сделался очень зыбким, и он стал погружаться в него все глубже и глубже, пока не погрузился в него с головой, и над поверхностью песка остались лишь две поднятые руки, которыми он махал, призывая на помощь. В этот момент он проснулся, испытывая жуткий страх. Услышав рассказ об этом сновидении, я ощутил внезапное желание схватить его за руки и просто попытаться вытащить его из этой поглощающей песчаной трясины. Я почувствовал, что наступил момент, когда требуется мое более активное участие в «работе» с его проблемой. Так как он очень испугался того, что увидел во сне, у меня мог появиться шанс, что он в конечном счете меня услышит. Поэтому можно было ему показать, как он «с полными песка глазами» все глубже и глубже тонет в иллюзиях о собственной жизни и своих исключительных способностях и что в этой ситуации для него таится немалая опасность. Я ему сказал, что почувствовал, как он мной манипулирует, заставив меня пребывать в роли беспомощного пассивного слушателя. Разумеется, я добавил, что могу ему сочувствовать и понимаю необходимость таких защит, без которых он никак не мог обойтись, чтобы выжить во время трудного детства. Но теперь, как видно из его сна, эти защиты становятся для него весьма пагубными. Я ему сказал, что полностью убежден: если бы он смог избавиться от иллюзий, вызывавших у него такую сильную ярость, то обязательно нашел бы в себе подлинные способности и настоящие ценности. Я специально подробно говорил о некоторых потенциальных возможностях, которые, по моим ощущениям, у него действительно были. — 35 —
|