Разумеется, при психозах бывают явные галлюцинации; они связаны с потерей чувства реальности. Однако между переживаниями, относящимися к иллюзорному и галлюцинаторному типам переноса, граница весьма относительная. В процессе любого анализа могут возникать ситуации, когда проявляется галлюцинаторный перенос. Время от времени пациент теряет способность обосабливаться от галлюцинаторных переживаний. Так, например, пациент может считать, что терапевт сбивает его с истинного пути, опровергает его убеждения, приманивает, а затем, как Гамельнский Крысолов, увлекает за собой. Доброта терапевта составляет для него лишь часть схемы, необходимой для воплощения терапевтических надежд, для того, чтобы поместить его в рамки теории, заставить его мыслить по-новому и т.д. Такие аргументы вовсе не обязательно сопутствуют галлюцинации: по существу, это давние упреки, которые изначально высказываются в адрес психоанализа; широко распространено мнение, согласно которому аналитик считается специалистом по промыванию мозгов. В подозрениях моего пациента могла бы содержаться некая доля истины, а потому крайне важно всегда принимать их во внимание. Но в любом случае очевидно одно: пациент обладает сопротивлением. И в какое бы время оно ни появилось, его всегда следует осознавать. Я не могу ему доказать, что я ни в коем случае не являюсь Крысоловом. Могу ли я доказать самому себе, что у меня к этому нет ни малейшей склонности?) Кроме того, я могу заключить, что у моего пациента сопротивление появилось в раннем детстве, оно служило защитой от очень навязчивых и бесчувственных родителей. Такое сопротивление было ему необходимо для психологического выживания. Он должен был тратить огромную энергию, чтобы найти собственный путь и следовать ему. Хорошо понятна его постоянная активная защита от всевозможных влияний и посягательств. Таким образом, скорее всего его тревожные фантазии в отношении меня состоят из проекций эмоционально заряженных внутренних образов родителей, которые когда-то посягали на его автономию. Но если я попытаюсь интерпретировать эти связи, он почувствует, что я просто хочу воздействовать на него с помощью своих аналитических концепций, в которые он должен поверить. Он скажет, что именно мой садистский аналитический нож обрубает ему путь к самореализации. Он интерпретирует свои сны так, как ему хочется, и при этом предполагает, что я заранее должен со всем согласиться. Все замечания, которые я мог бы сделать, и все вопросы, связанные с его сновидением, которые я мог бы задать, сразу обращаются против меня, так подкрепляется его иллюзия, что я хочу сбить его с истинного пути. При этом он еще не психотик и продолжает анализ, так как «хорошо ко мне относится и видит во мне человека». Вместе с тем это состояние очень мучительно, и он мог бы сказать, что «у нас есть еще много всякого материала, с которым следует поработать». — 43 —
|