|
Время шло и началась сдача позиций — в том смысле, что мы все яснее стали понимать невозможность возврата к прошлому, что годы идут, мы стареем и упускаем возможность еще получить радости жизни. И даже как-то стиралось уже прежде казавшееся безусловным понятие верности мужу... Для разных натур это вообще было необязательно, но некоторые держались очень стойко. Мы узнавали с воли, что, скажем, жена дожидалась мужа десятки лет, а он возвращался с другой женой... Или наоборот. И наши цитадели любви колебались. Знаю случай, когда женщина пошла на сожительство просто по непонятному даже ей обстоятельству, без расчета, без чувства. Перед этим она имела встречи с человеком на работе, очень ее захватившим, буквально всколыхнувшим все ее существо. Он был расстрелян по созданному там же делу. И вдруг простая возможность контактов с другим мужчиной — толкнула ее на сожительство. Может быть, это психологически объяснимо... Самым позорным было идти на сожительство с охранником. Конечно, повторяют, для нашего круга, 58-й... И первой сдалась на это жена сына крупнейшего деятеля партии (не могу назвать имя)... Осуждать прямо мы не могли, но такие женщины много теряли в наших глазах... При мне произошли три случая помешательства — как говорили, на сексуальной почве и уж во всяком случае имели сексуальную окраску. Общим для этих женщин было то, что на воле они были скороспелыми выдвиженками, «женотделками», какими-то примитивными инструкторшами среднего звена власти. Видимо, было одностороннее развитие, без общего подъема культуры. Одна (лежала рядом со мной на нарах) постоянно писала, часто по ночам, присев к свободному в это время столу, бесконечные заявления Сталину... Конечно, с просьбой о пересмотре дела. Она верила в своего кумира. Внешне — худенькая черноглазая женщина, какая-то порывистая, резкая в словах и выражениях. Однажды пришедшие из ее бригады товарки сказали, что ее увезли в больницу. Что именно с ней было, не знаю, но говорили, что она помешалась на сексуальной почве, что она сама бесстыдно рвалась к санитарам и ей доставляло наслаждение, когда они ее били... Вторая соседка, тоже рядом лежавшая на нарах, в прошлом какая-то выдвиженка районного масштаба, грубоватая, резкая, но как соседка (это очень важно в бараке) — вполне терпимая, в один из дней напугала весь барак. После обеда я зашла к себе взять что-то на нарах. Свои вещи (если были большого объема) находились в каптерке, но у себя на узкой полоске нар, около стены, где подушка, можно было соорудить ящичек или полочку и там хранилась зубная щетка, мыло, какие-то другие вещицы, письма, белье. Иного «своего» нам не полагалось. И это ЖЕНЩИНАМ и ПО МНОГУ ЛЕТ... — 130 —
|