|
Во-первых, это будет распорядительная винкция, суть которой в том, что терапевт своим волевым действием, “открытым текстом” устанавливает связь симптома с неким другим винкционным полюсом. Скажем, сам объясняет зависимость симптома от “причины” или причину заблуждения с точки зрения формальной логики. Крайняя степень такой директивной модальности — суггестия, лежащая в основе, например, дизвинкционного дискурса классического гипноза. Гипнотизер энергично внушает: “Вы не боитесь больше открытых пространств!”, “Вас больше не тянет к спиртному!”. Так в гипнозе разрушаются связи, а если же речь идет о конвинкции, то в ход идут увещевания вроде: “Ваше настроение хорошее, вы бодры, энергичны, уверены в себе!” — или что-нибудь еще в этом духе. В сущности, то же самое имеет место и в аутогенной тренировке. Такого рода винкционные модальности возможны и в бодрственном состоянии, то есть без предварительной транстерминационной процедуры. Ясно, что для разрыва патологических связей директивное действие куда больше подходит, чем для формирования новых. Разрывать — дело более стремительное, чем строить. Акции, построенные преимущественно на дизвинкции, чаще всего приняты в школах, не располагающих в своих теориях концепцией идеала (см. соотв. раздел). Это и понятно: нельзя работать над идеалом, только разрушая. Ясно, что когнитивно-поведенческое терапевтическое действие тоже построено на разрыве известных связей, являясь преимущественно дизвинкционным. Аллюзивная винкция может заключаться в том, что терапевт намеком, метафорой продвигает пациента в направлении, которое кажется ему верным. Намеки (фр. allusion), метафоры, наводящие вопросы как бы направляют процесс в сторону, где есть большая вероятность обнаружения там некоего коррелята (травмирующего переживания, например), формирование связи с которым будет терапевтически действенным. В наименьшей степени активность терапевта будет проявляться при создании конвинкционной/дизвинкционной ситуации. Создание такой ситуации по замыслу должно привести к формированию/разрыву патологических связей само по себе. Терапевт как бы не прибегает к разъяснению или, того хуже, директивному формированию связей, да даже и к простому намеку, а создает ситуацию, в которой винкции осуществляются как бы сами собой. Здесь решающую роль могут играть попустительские стратегии, например все тот же принцип невмешательства в психоанализе. Воздержание от высказываний мы вполне можем считать видом дискурсивной деятельности, ибо молчание аналитика — это, разумеется, вид речевой деятельности. Важными обстоятельствами в создании такой ситуации являются вводная процедура, иначе говоря, изложение пациенту рефекционной и акционной легенды, а кроме того, измененное состояние сознания. — 224 —
|