Клинические основы прогноза трудоспособности при шизофрении

Для разрешения вопроса о разграничении двух основных стадий шизофрении необходимо длительное многолетнее, нередко в масштабе всей жизни больного изучение заболевания на всех стадиях течения, вклю­чая все периоды обострения процесса, все стадии фор­мирования дефекта и его динамики после окончания или во время длительной остановки процесса.

До тех пор пока не установлены надежные патофи­зиологические и биохимические признаки активного шизофренического процесса, сколько-нибудь уверенное разграничение двух основных стадий можно проводить только при учете не одного какого-либо признака, а общей структуры состояния, ансамбля симптомов, сте­пени генерализации симптоматики, степени ее аффективной насыщенности, влияния на поведение больного.

В поисках достоверных признаков активного шизо­френического процесса Мауц вполне справедливо де­лал акцент на переживании болезни как субъективного изменения, угрозы для личности и ее единства, на пред­чувствие потери чего-то. Все эти переживания связаны с чувством напряжения, с неустойчивым настроением, со страхом, тревогой, беспокойством, а в более острых стадиях с растерянностью.

Мы не раз наблюдали у больных с закончившимся много лет назад процессом истинные галлюцинации и псевдогаллюцинации. Если в период активного процес­са они переживались с чувством абсолютной субъек­тивной достоверности, в одних случаях носили импе­ративный характер и определяли поведение, в других — приводили в состояние тревоги, страха, то теперь они стали привычным явлением, потеряли аффективную насыщенность, не вызывают реакции страха, не опре­деляют поведение (стали «дурной привычкой» по Майер-Гроссу). Даже в тех случаях, когда галлюцинации сохраняют еще полностью характер субъективной достоверности, больные освоились с ними, «примирились», научились отвлекаться от них, «не обращать на них внимания».

То же самое относится и к бредовым идеям. Прави­ло о «первичном» бредообразовании в процессуальных состояниях и «вторичном» — в дефектных многократ­но опровергается жизнью. Нередко в активной фазе процесса мы констатируем бредовые идеи, развившие­ся вторично в связи с особенностями личности, реаги­рующей на ситуацию, создавшуюся в связи с болезнью или непосредственно на переживание болезни. И, нао­борот, столь же часто первично возникший бред стано­вится частью дефектного состояния. Но эта часть «про­цессуальной» симптоматики занимает уже совсем иное место в общей структуре состояния и совсем по-новому переживается больным: закончились явления бредовой настроенности с готовностью включить в бред любую окружающую ситуацию, появилось сомнение в абсолют­ной достоверности своих ошибочных суждений. В дру­гих случаях даже при сохранении непоколебимой уве­ренности в их достоверности наметилось разграничение сферы реальности и сферы болезни по типу или инкап­суляции бреда или «впаяния» его в общую структуру новой личности, мировоззрения больного, которое им тщательно скрывается и проявляется лишь в интимном домашнем кругу. Как бы то ни было, но при всех этих возможностях бред постепенно перестает влиять на по­ведение больного в повседневой его жизни, в коллекти­ве и трудовой деятельности.