Хватит! Сейчас было не время для подобных размышлений. Теперь, когда он так ясно увидел как Вика, несомненно из добрейших побуждений, повторяла его мать в том, что пыталась вогнать Костю в позицию послушного умного мальчика, - сейчас его прорвало. Еще не на полную силу: многолетняя корка равнодушия и благовоспитанности только еще дала трещину. Сдерживать себя он теперь не мог, да и не хотел...
Она встала с кровати, начала одеваться.
Вика в слезах выбежала в прихожую, набросила куртку и, не застегивая сапожки, пулей выскочила из квартиры, захлопнув за собой дверь. А Костя долго еще в исступлении бил кулаками по дивану:
Это слово относилось уже не к Вике и даже не к матери. Из груди его вырывалась десятилетиями копившаяся ярость. В эту минуту казалось, что направлена она на всё и на всех, на весь подлунный мир и, в том числе, на того, кто его создал... Затем Костя упал, рыдая, размазывая по подушке слезы, слюни и сопли. В ту ночь он спал легко и безмятежно. Как младенец. Спал он долго и проснулся, когда мягкое осеннее солнышко заглянуло в комнату. Просыпаясь, он улыбался солнцу, улыбался, вспоминая свои вчерашние умствования, улыбался, вспоминая нелепую сцену с Викой – милой, доброй женщиной, с которой он, вероятно, уже никогда не увидится... — 107 —
|