|
У нас многие клянутся в том, что они люди порядочные. Такая уж мы страна, что многим из нас легко быть порядочным. До тех пор, пока не предлагают миллион долларов. Но проблема не в этом. Проблема в том, что у нас многим легко быть порядочными, до тех пор, пока не предлагают пять рублей… К чему я это? Да ни к чему. Просто, пока мы поднимались на второй этаж, к кабинету Дмитрия Николаевича Зарычева, мне в голову лезли всякие глупости… …Петр постучался и вошел первым. Дмитрий Николаевич читал какие-то бумаги, и, не отрывая глаз от них, пожал каждому из нас руки, потом указал на стулья у стены: – Вот, послушайте, Савельев В.Ф. разнорабочий, направляется к нам уже четырнадцатый раз. Знаете, иногда, я не люблю то, что я делаю, даже, если то, что я делаю, я люблю… – Вы, наверное, к этому привыкли? – пожав плечами, спросил Петр. – Привык? – Дмитрий Николаевич впервые оторвал взгляд от бумаги. – Во всяком случае, понимаете это. – Я понимаю другое. – Что? – Людям нужно помогать только один раз… – Но, может, со временем в нем проснется что-то. Изначальная нравственность, например, – зачем-то сказал я, сам, не веря в то, что говорю. И врач ответил: – Безнравственно обманывать людей, утверждая, что человек изначально склонен к нравственности… Начало разговора с доктором Зарычевым оптимистичным назвать было трудно. И это заставляло задуматься о том, что все может плохо и закончиться. Видимо, это отразилось на моем лице, потому, что доктор посмотрел мне в глаза и сказал: – Пессимист – это то, кто справедливо думает, что все может кончиться плохо. Но, не меняет от этого своих решений… Художник Петр Габбеличев«То, что сказал Дмитрий Николаевич, понять было не сложно», – подумал я: «Человек, вообще, может понять все. Кроме себя самого, разумеется.» Молчание в кабинете доктора Зарычева замерло, как бегун перед стартом, и никто не торопился его прерывать. Я поймал себя на мысли о том, что кабинет, в котором я был всего один раз, не простой для меня раз, не дававший мне времени внимательно присматриваться к обстановке, теперь кажется мне очень знакомым. Словно я провел в нем долгие бездельные часы. Особенно поразили меня сеточки лопнувшей краски, по углам. Такие белые штукатурные паутинки на коричневом поле. Я подумал о том, что смог бы с закрытыми глазами повторить этот абстрактный рисунок, превратив его в искусство. «Какие глупости, – остановил себя я, – Превращать в искусство, попросту, плохопокрашенные стены. — 55 —
|