Но есть один вариант, который интересовал меня, а как-то случая не было, чтобы спросить Эдуарда Михайловича при жизни: если ему предложат деньги – он откажется, ну а если предложат профинансировать все музеи и библиотеки района, согласится он проголосовать за КПРФ? Пока Эдуард Михайлович был жив – я так и не спросил его об этом. А потом он умер. Но, однажды, я рассказал об этих мыслях вдове Плавского, и она ответила мне: – Знаешь, Андрей, Эдуард Михайлович просто ушел бы и не стал ничего обсуждать, как только разговор зашел бы о взятке. Он просто не стал бы в этом участвовать… В этот момент, я задумался – есть ли предел того, в чем не стал бы участвовать я?.. …Когда-то, теперь кажется, что очень давно, когда другими были и я, и деньги, что-то притащило нас с Никитиным в художественный салон в Петином примосковье. Это теперь у них красивый, большой, светлый салон, в котором все время играет музыка, а продавщицы набраны как будто с голливудских конкурсов, а тогда – это был полутемный подвал, с хозяйкой, которая сама продавала то, что ей несли местные художники. Так, вот, стояли мы в этом салоне и никого не трогали, когда я услышал, что хозяйка, показывая на меня, говорит какому-то хмырю – больше, чем на хмыря, ее собеседник не тянул никак, хотя оказался зампредом местной ячейки большевиков: – Вот – художник. Его и попросите. Я, естественно, обернулся и услышал: – Вы-то мне и нужны! Я не знал, что он комруковод, и потому не ответил: – А вы мне не нужны совсем… В общем, дело оказалось в следующем: к какому-то юбилею коммунисты написали очередной лозунг, а восклицательный знак поставить в конце забыли, и вместо лозунга, получилась у них ерунда какая-то – у коммунистов так всегда получается, только они никогда в этом не признаются. – Поставь знак! – большевик на радостях, что дело решается так просто, уже готов был хлопнуть меня по плечу, но я ответил: – Не буду. И тогда началась игра: – Я тебе заплачу! – Нет. – Я тебе хорошо заплачу! – Нет. – Я заплачу тебе двести тысяч! Конечно – это не нынешние двести тысяч, но в те времена такая зарплата в месяц считалась хорошей в кооперативе, а поставить восклицательный знак – было для меня делом одной минуты. Но я отказался. И, когда мы с Васей вернулись в дом к Петру, я имел глупость хвастануть этим. Тогда Василий, который, кстати, в наш разговор с местным коммунаром не вмешивался, тихо сказал мне на ухо: – А если бы тебе предложили два миллиона? И… я замолчал… — 54 —
|