|
Дело в том, что последнее время, я ощущаю вокруг себя какой-то вакуум. В любом случае, мне одинаково не нравится и то, и другое. Вакуум – это пустота. А пустота начинается с безразличия. Мне стало надоедать все, что я делаю, а тому, что я делаю – стал надоедать я. Толи это начала кризиса, который у меня всегда короткий – с неделю, не больше, но глубокий и жилотянущий, толи это конец молодости, которая во мне, кажется, подзатянулась. С этим предстояло смириться. Так, как ничего серьезного на горизонте не предвиделось, если не считать того, что я собирался заключить договор с Домом Высоцкого о написании серии картин по песням Владимира Семеновича. Впрочем, собирался я сделать это уже давно, а то, что собираешься сделать давно – вроде, как, уже и не собираешься. И, как назло, погода стояла такая, что болеть не хотелось – тихая, солнечная, с приятным ветерком, на уровне моего, пятого, этажа. Болеть не хотелось самому, и не хотелось, чтобы кто-то был болен. Торопиться мне было рано – у Петра дорога к Каверину занимает не меньше часа – вот я стоял на балконе и думал. Может, будь мое состояние иным, я и думал бы по-другому. А-то, выходило одно: «…Зло, не то, чтобы стало сильнее, просто оно, как-то разгулялось. Развязало себе руки, не ощущая рук, противодействующих ему. Я не переоцениваю свои силы. Конечно, я мог бы свернуть шею паре торговцев наркотиками, но меня за это просто посадили бы в тюрьму. И ничего, в конечном счете – не знаю, бывают ли другие счеты, но выражение очень точное – не изменилось бы ни в мире, ни в моем дворе. Тем более, я ничего не могу поделать с организованной преступностью, коррупцией, эпидемиями. Что, там – с обыкновенным хамством в трамвае – и-то, справиться мне не под силу. Но это не повод, мне, здоровому мужику, ни делать ничего. И если я смогу хоть в чем-нибудь помочь одному человеку – я сделаю это. И пусть, этим человеком станет почти не знакомая мне девчонка… Значит, такая судьба нам с ней – обоим…» О том, что, приблизительно в это же время, приблизительно так же думали и мои друзья, я не знал. Вру. Я знал это точно, потому и разговаривать нам долго не пришлось, когда мы, наконец, встретились у Андрея Каверина. Мы не давали никому никаких слов, не были связаны никакими обязательствами. Больше того, попавшую в беду девчонку, мы едва знали, и ничем не были ей обязаны. И поступали мы так, как поступали не потому, что это нам нравилось. Просто, каждый из нас считал это правильным. Это – очень большое дело – делать так, как считаешь правильным. Может, с этого и начинается свобода. — 50 —
|