|
приведи Господь кому. Не родись красивой, а родись счастливой - это, по-моему, более в соответствии сказано. – Пауза. – Что, ты серьезно находишь меня красивой? - Нет, не серьезно. - А как? - С шутками-прибаутками. - У меня же нос. - Он тебя только украшает! Он, если хочешь, совершенно преображает тебя. Будь у тебя прямой, твоя красота была бы слишком холодна. А так ты больше, чем красива. Миловидна ты. Мила! Твоя германская красота одушевлена русской курносостью. - Твоя правда, нос от мамы, - сказала она так, что я не стал спрашивать, что сталось с мамой, "немецкой подстилкой", по клейму тех озверелых, а в общем-то совсем недавних лет, немецкими овчарками хватающих нас за пятки. Упреждая грусть, я поспешил налить. - Ну и феномен ты, Алеша! - Это чем же? - Молоко на губах не обсохло, а выступаешь прямо как не знаю. По-книжному выдаешь. Кто тебя знает? Молодой да ранний. Может, и вправду, писателем станешь. Давай теперь за тебя! - Мы выпили за то, чтобы из меня получился писатель, и Эльза подперлась ладонью: - И откуда ты на мою голову свалился? Зная о своей избранности, я скромно молчал. 136 - Ты закусывай давай, мой мальчик, не то захмелеешь. Селедочку вот намазывай. Я ее по-еврейски приготовила. - Вкусная, - сказал я. – Откуда ты ты умеешь по- еврейски? - А меня евреи воспитали. Подобрали на помойке и выходили. Хорошие люди. Жаль, уехали. - Куда? - За границу куда-то. Не в самую ли Америку? Мир-то, он по ту сторону велик. - По эту тоже не мал. - Не мал, - согласилась она. - Но деваться в нем почему-то некуда. Куда ни сунься, одно и тоже. - А любовь? - Где она, любовь-то?.. - Перед тобой, - сказал я, разливая водку. Чувствовал при этом я себя персонификацией Любви. - Нет, скажешь? - Ангел ты мой залетный. Ну, давай за нее. Только по последней, да? Под столом босые ноги наступили на носки моих полукед, которые я тут же сбросил, подставляя ее ласкам наготу своих ступней. Мы выпили, глядя друг другу в глаза, после чего, бросив все, как было, удалились в спальню. * С рассветом над нами опять возник ковер "Утро после бури". Корабельные сосны, развороченные ночью, корни наружу, косматые медведи, самка и самец с выводком детишек, выползшие на солнце после катаклизма. 137 Заштампованный постельный образ, но в известной мощи - медвежьей - отказать ему нельзя. Во всяком случае, насмотревшись на этих медведей, я тронул Эльзу: "Ты спишь?" "Не, - сонно ответила она. - Давай, не стесняйся. Мне не мешает, наоборот, баюкает..." Я раздумчиво поглаживал ягодицу, прижатую к моему паху. Кривую — 65 —
|