|
во-вторых, желание, чтоб я об этом знал и делал вывод. Меня пробрал озноб. Я забрался в сухую ванну и, дрожа на корточках, поспешил обрушить на себя воду погорячей. Из гигиены не стал вытираться чужим полотенцем, решил обсохнуть, а заодно и побриться. Вытряхнул из чужой бритвы ржавое лезвие и вставил новое, вынув его из облатки. Не тупое ленинградское, как можно было ожидать, поскольку нашей «Невой» садируем мы всю страну, а страшно дефицитное шведское лезвие "Матадор". Лосьона после бритья не употребляю. Да и нет их, лосьонов. Не "Огуречным" же. Холодной водой по скулам, вот и все. Как можно холодней. Все это время у меня не то, что стоял – ретиво рвался прочь, только в процессе бритья несколько образумился, сбавил подъем и напор, а заодно и подобрался. Резонный, как стреляный солдат перед атакой. В таком состоянии можно было вправить в плавки. 126 Я снова курил на кухне, думая о том, как быстро подпал я под власть этой дурной привычки (хотя еще недавно сам боролся с курением Вольфа), когда из соседней комнаты, где ворочалась и вздыхала Эльза, раздался стук в стену. "Сейчас", - ответил я. В комнате, на пороге которой я остановился, было черно, только щель зашторенного окна мерцала серебристо от уличного фонаря. "Чего стоишь? Темноты, что ли, боишься?" - спросила она из постели. Родители семьи, уехавшей на юг, наверное, любили друг друга, потому что двуспальная кровать была огромной, почти на всю комнату, в которую я вступил. Встал коленом, как бы проверяя матрас. Упал на спину рядом с Эльзой. "Чего на одеяло лег? Ложись под". "Жарко..." "А сам зубами лязгает! Давай, накрывайся". "Подожди, - сказал я, - свет на кухне забыл". Удалившись на мгновение из ситуации, развитие которой было неотвратимо, я спросил себя: "Неужели? Неужели вот сейчас э т о и произойдет?" Все как бы не со мной происходило, а с кем-то, от меня отслоившимся, с двойником. Пытаясь унять дрожь, которая и под одеялом не прошла, я сказал: "Думал, ты уже спишь". "Как-то, знаешь ли, расхотелось, - ответила она с соседней подушки. - Весь день говоришь себе, только бы дорваться до кровати. Одно желание: спать, спать, спать. А дорвешься - не уснуть. Никак! Аж плакать хочется". "Это от переутомления. Сделать тебе массаж?" Она повернулась ко мне: «Чего-о?» - «Как в спорте, знаешь?» Расхохотавшись, она упала лицом в свою подушку. Плечи ее обидно тряслись. «Ничего смешного, - 127 сказал я. И положил ей на спину ладони.- Усталость как рукой снимет. Вот увидишь. Расслабься», - поколотил ее — 60 —
|