|
"Тайное становится явным" и была бесконечно далека от хлопот и сует моей Эльзы, которая тем временем сервировала праздничный стол на двоих - и не на кухне, а здесь же, в "салоне". Когда она входила, я отрывался от очередного подвига наследников Дзержинского и 133 устремлял глаза на нее, неотразимую, но четко ограничившую свое возбуждение столом. В рабочий полдень она побывала в парикмахерской, где не только развила свой перманент, но и сделала маникюр с педикюром, велев покрасить себе ногти, на пальчиках ног тоже, алым лаком. Придя с работы, она сбросила "лодочки" и переоделась в чужой махровый халатик, в белый, туго затянув поясок. Теперь, ловя мои взгляды, она посылала мне из нимба платиновых волос кроваво-красную улыбку женщины-вампа, краткую, но многообещающую. После очередной такой улыбки книга соскользнула с колен и шлепнулась на пол, но Эльза увернулась от меня, уже совершенно обалдевшего: "Будет еще время..." - А почему ты носишь крест, Алеша? - спросила она после того, как мы выпили по первой "за знакомство". - Ты разве не комсомолец? - Комсомолец, как же, - кивнул я. - Как советский человек, я комсомолец, но как русский - христианин. Поэтому после первой не закусываю. И налил. - По рождению? - У-у. Я ведь крещеный. - Но ты ведь не веришь во все это? - Ну, почему, отчасти верю, - пробормотал я, выпивая вторую рюмку, которая прояснила мое отношение к вопросу... - А вообще-то нет. Не верю. - Ну хоть немножко? - Не-а. 134 - Ни во что? - Абсолютно, - кивнул я, чувствуя себя легко и бесшабашно, и весело – чисто, казалось мне, по-русски. - А крест вон носишь. - Просто на память. О бабушке, Сувенир. Вернее, талисман. Как летчики носят, знаешь, иногда. Батя мой, к примеру, тоже носил. - Он что, летчик был? - Ещё какой! Ас. Посмертно героем стал. Совейского Союза. - Разбился? - Ага. Не помог ему крест. - Мой папа погиб тоже, - сказала Эльза, разливая. - Тоже военным был. Только с другой стороны воевал. - То есть? - С германской. - Он что, был немец? Виновато она потупилась: - Оккупант... - Так вот почему ты такая красивая! У тебя же идеальная арийская внешность. Недоверчивый взгляд серо-голубых. - Красота есть красота, - поспешно сказал я. - Ничего плохого в том, если ты красива по-германски. Красота мир спасет. Федор Михайлович сказал. Давай, за тебя. - Что за Михалыч? Указал на мрачновато-серый десятитомник за стеклами. Вздохнув, Эльза выпила. 135 - Моя, - сказала, - мир не спасет. Из-за этой красоты я сама чуть не погибла. Столько хлебнула горя, что не — 64 —
|