|
Наперерез! Чуть не ушел на волю, поял. Будешь еще? - Спасибо, нет. - Обидишь! - с угрозой сказал морячок. - О так... Пей еще, чего ты выпил? Совсем ничего. Не хотишь? Ладно, мне больше останется. Те, поял, трап уже навстречу скинули. - Но не ушел? - Взя-а-али гада. Еще чуток и бортанули бы голландца, но обошлось. В ластах плыл и в маске с трубкой. А под маской, что характерно, очки. Гад близоруким оказался. Перечитал, видать. Энтиллихэнт... Кроме того, что нестыковка была во времени, Ярик обладал 100%-ным зрением, так что на этот счет я успокоился. Но, разогретая водкой натощак, кровь так и пульсировала у меня в висках. Я не выдержал: - ...почему? - Что? 147 - Гадом его почему? Ему же десять лет сейчас сидеть. А ты неделю отгулял благодаря ему. Зачем же еще и гадом оскорблять? - А не наших взглядов! – так и присел морячок. – Потому! А ты вали отсюдова, жалетель, а то как врежу по второму глазу! И рубаху, поял, военную сними Ввел, бля, в заблуждение! - обратился он за сочувствием к перекуривающим отпускникам в майках и мятых брюках. – Я, поял? Думал: свой! Демобилизованный! А он... Ударом двери я отсек этот пьяный кураж и зашагал по ходу поезда, отворяя и захлопывая двери. В тамбуре третьего вагона нарвался на парочку. Они предавались этому стоя; грузин отскочил, развернувшись ко мне спиной, а она, еще незагорелая крашеная блондинка, как была впечатана в стену, так и осталась стоять с расставленными руками. Юг это юг. Это свобода нравов. Подступая совсем близко к окнам, слева тянулись изножья гор Кавказа, справа - серебрилось море. В вагон- ресторане я сел со стороны моря, спросил пива. - О! Еще перед Днепропетровском выпили, - ответил официант. - А что еще не выпили? - Разве что шампанское. Но будет теплое. - Согласен. Из окна казалось, что поезд повис над краем пропасти, под которым глубоко внизу сияло море. Иногда из-за края выпирал, и далеко, галечный берег с линией прибоя. Над горизонтом стояло солнце, и, потягивая шампанское, я 148 щурился на сверканье предзакатной дорожки, мысленно повторяя строфы из "Евгения Онегина": Придет ли час моей свободы? Пора, пора! - взываю к ней; Брожу над морем, жду погоды, Маню ветрила кораблей. И как там дальше... ...По вольному распутью моря Когда ж начну я вольный бег? Пора покинуть скучный брег Мне неприязненной стихии И средь полуденных зыбей, Под небом Африки моей, Вздыхать о сумрачной России, Где я страдал, где я любил, Где сердце я похоронил. Вот именно. Я тоже... Иногда я думаю, что Маяковский был прав, предлагая — 70 —
|