|
* Шаглин — так Джейсон, вслед за многими, называет Александра Шульгина, американского химика русского происхождения, разработчика дизайнерских психоактивных веществ, которые он испытывал в том числе и на себе. Посвященные называют его «папой» психофармакологии. — Примеч. пер.
Так вот, Ричи, значит, компостирует мой билетик и извиняется при этом.
— Джейсон, ты пойми, ведь не я с тебя деньги беру, а Дорога. — Жалкое отродье смотрит на меня умоляюще, в глазах слезы, как будто я его сейчас топором напополам. — Если бы что-то зависело от меня...
— Не парься, Ричи, — говорю.
А он пуше прежнего:
— Ты настоящий друг, Джейсон. Я тебя считаю другом. Надеюсь, ты меня тоже?
— Конечно, Ричи, конечно. — Наконец-то моя остановка.
Этот козел сам нарывается. У меня кулаки так и чесались.
Данфермлин. Выходишь из поезда и остаешься на вершине сраного холма где-то за городом. Ну как его можно было сделать столицей Файфа, если тут даже железной дороги приличной нет? Уж лучше раздолбай из Керколди, чем местные мудилы каждый божий день.
Дом у него здоровенный, прямо как абердинские гранитные особняки. Как раз начинает темнеть, когда я стучу в дверь. Открывает его жирная баба в каком-то ситцевом балахоне. Черноволосая и коротко стриженная, с глазками-бусинками и голосом, в котором звучит: «Ну, мелкое чучело, чего тебе надо от Моего величества?»
- Ну?
— Мне бы мистера Мейсона, э-э... Оливера, — выдаю я.
Думаю, если бы этот козел не хотел, чтобы я называл его по имени, он не стал бы его писать на официальном документе.
Она скривила рожу, словно лимон жует, повернулась в дом и крикнула:
— Оливер, к тебе пришли.
Через минуту в дверях появляется этот жидковолосый хрен. Щурится на меня поверх очков. Копия Соседа Уотсона, только постарше.
— Кто вы и что вам нужно? — Он не очень приветлив.
Протягиваю конверт. Хрен прячет очки в карман халата. Прочитав письмо, поднимает на меня рожу, полную отвращения.
— И вы посмели явиться ко мне домой, расстроить мою жену и потревожить меня по такому пустяку?
— Вы уж извините, но тут сказано, что у меня только не сколько дней на апелляцию. Не доверяю я почте, поэтому и решил прийти лично.
— Необходимо соблюдать официальную процедуру, мистер Кинг. Когда пишете...
Старикашка — вылитый Сосед Уотсон, правда, лет через сто. Действую посмелее и прерываю его:
— Я подумал, может, вежливее с моей стороны будет пригласить вас на кружку пива в «Ист-порт», обсудить проблему, потолковать по-мужски, изложить свою точку зрения.
Смотрю, дедок задумался, оглядел меня внимательнее, уставился на мои ботинки. А потом посмотрел в глаза и говорит:
— Э-э... Ну хорошо. Буду там через пять минут. У них очень недурной «Гиннесс». Как вы относитесь к портеру, мистер Кинг?
— Считаю, что капля этого благословенного напитка ни кому еще не повредила, мистер Мейсон.
— Здесь у нас с вами полное взаимопонимание, мистер Кинг. Через пять минут. — И подмигивает мне, старая перечница.
Захожу я в «Ист-порт», заказываю «Гиннесс», а вот уже и старикашка Мейсон, тут как тут. Перед ним появляется кружки пива, и он довольно щерится.
— Извините, мистер Кинг, я несправедливо к вам отнесся поначалу. Принял вас за очередного юного бездельника. Нету меня времени на тех, кто плюет на систему. Существуют ведь определенные правила. Но вы здесь, и это о многом говорит.
Ассоциация настольного футбола уважает людей, сердцем болеющих за игру.
— Я только ею и живу, — подхватываю. Заходят клиенты, им нужно сесть. Использую стратегически важный момент, придвигаюсь к нему ближе.
— Ну, что ж, все это не совсем по правилам, но я готов выслушать вас.
— Вы настоящий джентльмен, сэр.
— Ооо... — Так мать всегда говорила. Услышит, что где-то собаку сбили, и — «Ооо!..». Старательно имитирую.
— Пойдемте, мистер Кинг. — Старикан взлетает по здоровенной старинной лестнице, я пытаюсь не отставать. Черт, где же виски?
— Можно просто Джейсон, — предлагаю.
Он останавливается и внимательно смотрит через плечо.
— Давайте не будем выходить за рамки формальностей, пока не покончим с делами. Если, конечно, с вами можно иметь дело?
— Заметано, — говорю.
Он заговорщицки кивает, и мы проходим в спальню. Маргарет Тэтчер здесь, как ни странно, нет. Зато полно девчачьей одежды на вешалках.
— Здесь Кэтлин жила... Оставили все, как есть. Я так никогда и не... — Тут он давай всхлипывать; снял очки и трет глаза. Затем берет вешалку, топик с надписью «Некст» и протягивает мне. Посмотрел на меня и забрал. — Вы бы не стали... Нет, я это по глупости... Простите, Кинг. Считайте, что это безумие от горя утраты. Когда вы все вдруг теряете и переходите границу отчаяния, вы готовы на что угодно, лишь бы унять боль. Я знаю, что это глупо...
— А в чем дело-то? — слышу я свой голос. — Чем смогу — помогу.
Старик смотрит огромными влажными глазами, и мне вспоминается «Бэмби». Мы смотрели вместе с матерью, и в эпизоде, где погибает мама Бэмби, моя сказала:
— А если бы это была я, никто бы и не заплакал.
— Я, мамочка!.. Я — твой маленький Бэмби.
А она налила еще аперитивчику и давай себя жалеть. Да, было времечко, скажу я вам, пока она не срулила с засранцем Арни, владельцем Кровати-С-Балдахином. И поперло меня от этих воспоминаний. Бедняга Олли Мейсон!
— Все, что могу...
— Вы могли бы оказать мне неоценимую услугу, мистер Ки... Джейсон. Видите ли, мне не удалось попрощаться с Кэтлин, а вы так ее напоминаете. Знаю, это глупо, эгоистично с моей стороны. Но я был бы весьма признателен...
Ну, думаю, старикан, помогая тебе, я помогу себе. Так вперед же, по святым землям! Да начнется процесс излечения!
— Все, что хотите, Олли.
— Мне бы хотелось... если бы вы согласились... эту одежду... Я понимаю, это выходит за рамки, но если бы вы оделись, как Кэтлин... всего на несколько минут... я был бы так благодарен... Мне только и надо попрощаться и... как бы получше сказать... примириться.
— Э-э... ммм...
— Ее вещи пошиты словно для вас, Джейсон.
Я разглядываю шмотки. А ничего прикид.
— Да я не сомневаюсь, Олли.
Меня особо уговаривать не надо; если я помогу старому придурку, то некоторые умники в «Готе» заткнутся и не увидят, как король Файфа отправляется в далекое прошлое настольного футбола. Я напяливаю все: блузку, короткую юбку, чулки, ну и конечно, туфли на высоком каблуке; старикан был просто в восторге, когда они подошли. Затем он появляется с париком и косметикой; вот это уже засада.
— Просто невероятно! Вы — вылитая она в последние дни жизни... Моя девочка работала страховым брокером в компании «Скоттиш эквитабл». — И сует мне парик и косметику в руки. Ну, ни фига себе! — Раз уж вы до сих пор были так добры, мистер Кинг, то не откажете старику... Это усилит ваше невероятное сходство с Кэтлин.
— Э-э... хорошо, — отвечаю. Что ж, увяз коготок — погибла птичка.
— Не перестарайтесь с косметикой, мистер Кинг. Моя Кэтлин не была вульгарной девушкой.
— Нисколечко не сомневаюсь, Олли, нисколечко, — говорю и сажусь к зеркалу. —Да, раз уж мы шли выпить виски, я бы сейчас пропустил каплю для храбрости.
— О, конечно, Джейсон. — Он отправился за выпивкой. — Хорошо же я гостей принимаю...
Слышно, как он шлепает вниз по ступенькам. Я быстро делаю свое дело. Смотрюсь в зеркало в полный рост — а что, неплохо! Спускаюсь по лестнице, меня уже ждет Олли с двумя здоровенными стаканами вискаря.
— Изумительно... Глазам своим не верю! Вы похожи на Кэтлин даже больше, чем... пожалуйста, садитесь.
Я разваливаюсь в кресле, а он садится у меня в ногах и принимается целовать мне туфли и ноги, а потом вдруг как взвоет:
— Прости, прости меня дорогая, прости! — А потом — бац! — как ткнется своей башкой мне выше колен!
Смотрю я на козлиную макушку, плешивый колпак с остатками седины, и не знаю, куда рожу девать.
А он все блеет, как ему, мол, жаль, и я шепчу так нежно:
— Ничего, папа.
— Повтори, — отвечает, да настойчиво так.
— Не переживай, папа... папочка, все будет хорошо, — говорю.
Он все всхлипывает да всхлипывает, а сам мне локтем ногу трет. Потом вдруг застывает, как в судорогах, сопит, сопит; затем вздрагивает, обмякнув, и шепчет:
— Спасибо... спасибо... о Боже...
Только несколько мгновений ему удалось посидеть, расслабившись у моих ног. Но тут в двери повернулся ключ, и старикашка взметнулся:
— О Господи, она уже вернулась из своего идиотского клуба!
По морде видно, что он обделался от страха.
— Слушайте, вам надо скорее уходить. — Старикашка мечется, подталкивает меня к кухне, а оттуда — к черному ходу.
— Моя одежда наверху! Куда я, мать твою, так пойду?
— Пожалуйста, мистер Кинг... Джейсон... Моя жена не перенесет травмы, увидев вас... нашу дочь. Она не поймет. Умоляю, уходите, и тогда обешаю: ваша апелляция будет удовлетворена!
И вот я стою на улице, на заднем дворике, как трансвестит хренов, и до дома мне не добраться, и на улице уже темно. Бля!
Билет на поезд — в моих штанах наверху. Да и не помог бы он мне: что я, так поеду? Ричи Терпило кинется меня жалеть, но это еще полбеды. Как я буду спускаться с холма при всем народе, когда «Гот» закрывается? Ебать мой хуй, что же делать?
А ничего. Просто выпрямиться и идти по дороге с достоинством. Выхожу из-за угла на улицу и сразу наталкиваюсь на старушенцию с собакой. Обе пялятся на меня. Мысленно представляю, как двигаются девочки: стараюсь не сильно крутить жопой, а все остальное, думаю, за меня сделают каблуки. Двигаю на восток, мимо Ист-Энд-парк, к дорожной развязке. Ну а там ничего другого не остается, как тормозить тачку: не топать же пешком шесть миль на каблуках!
— 23 —
|