12. Обычаи

Всю ночь — кошмары. Ну какая же я дура; как вспомню этого Клепто — так вздрогну. А Лара! Вот дрянь, вечно втянет в какое-нибудь дерьмо. Но больше всего, конечно, злюсь на него. Ничего, придет и мой день, и я тебе все припомню, будешь у меня в ногах валяться. А я — твои лошадиные зубы ботинками пересчитывать.
Спускаюсь к столу. Решила: поеду в спортцентр, запишусь на кикбоксинг. Степ — тягомотина, а вот научиться драться и пинаться — очень даже полезно. Похоже, нынче это стало важнейшим из искусств. Плюхаюсь за стол и в испуге подпрыгиваю — в полутьме гостиной за перегородкой кто-то поднимается с диванчика. Я чуть не завопила; потом смотрю — а это, блин, Джейсон!

— Э-э... Привет. — Он сонно трет глаза. — Мы с Томом вчера засиделись...
В дверях появляется отец в наскоро наброшенном халате.
— Доброе утро.
— Привет, Том... А я тут как раз Дженни говорил... Я вчера на бровях ползал... А ты меня просто спас, переночевать пустил...
— Ага, — тут отец оживляется, — я добрый, но не безгранично. Так что давай завтракай, если это, конечно, завтрак, — он косится на мои диетические злаковые хлопья, — и вперед, в стойло, с лопатой наперевес! Помогаете похмела, знаешь ли.
— Да за милую душу, Том! — Он поднимается. — Готов пахать весь день.
Я сделала кофе и тосты; Джейсон усаживается за стол.
— Значит, будешь у нас на конюшне работать? — спрашиваю я.
— Ага... Тому, в смысле, твоему отцу, вроде как конюх нужен. Вот я и буду чистить стойло, кормить лошадей и выгуливать собаку. Том говорит, с ней надо больше заниматься.
Вот уж палка о двух концах! Я не особо-то счастлива, что теперь вокруг меня будет тереться еще один шизанутый Ларин знакомец. К тому же обидно, что со мной даже не советовались, кто станет ухаживать за Миднайтом. Хотя не скрою, несказанно рада, что теперь освободится вагон времени.
Возвращается отец с Амброзом в строгом ошейнике.
— Ну что, царь зверей, пора доказать профпригодность, — и передает Джейсону поводок.
— Красавец, — говорит тот и осторожно берет поводок.
Видно, что парню не по себе от вида ран на собачьей морде. — Кто ж это ему так мордельник огулял?
Я прикусила язык. Помню, помню, у нас — договор, и никаких лишних вопросов. Теперь в него втянут и Джейсон. Отцу приходится повторять свое вранье, потому что подошли мать и Индиго.
— Да уж, не повезло бедолаге, — соболезнует Джейсон.
Мать забирает куртку и ведет Инди к машине — им пора ехать в школу в Сент-Андрус. Я было потопала за ними, а потом задержалась. Дай, думаю, поторчу за дверью, послушаю.
Отец берет на тон ниже и заговорщицки так инструктирует:
— Он — на три четверти стаффордширекий бультерьер, на четверть ретривер. Жуткий зверь, но башковитый. Когда меня рядом нет, тебе придется за ним присматривать. Баба моя совершенно безмозглая; такой пса не доверишь. И страшновато, когда рядом младшая.
— А Дженни-то что ж?
— А ей плевать, — он криво усмехается, — на все, кроме своей паршивой лошаденки.
— Усек, Том. Ты вчера еще про какие-то дела говорил. — Слышу интерес в голосе Джейсона.
— Говорил, но давай сначала посмотрим, как ты с этим справишься. — Голос слышно громче, я понимаю, что отец идет на выход. Бесшумно кидаюсь в прихожую и выскальзываю за дверь. Лара как раз подъезжает на Алом Шуте. У меня совсем из головы выпало, мы ведь собирались к Фионе Ля Рю, позаниматься.
— Лар, привет! — Я иду к ней.
Джейсон с отцом уже нарисовались на пороге за моей спиной, и оба машут нам. Вернее сказать, конечно, машут ей. А потом мужчины переглядываются, и я вижу: как-то им не по себе.
— Привет, Джен! Привет, мальчики! — Она улыбается, спрыгивает с Алого Шута и ставит его рядом с Миднайтом и пони Клиффордом. Поросенок Карран бросается в дальний угол загона; похоже, им всем хорошо там вместе. Только беднягу Амброза отец привязал снаружи, словно виноватого.
Гад уходит в дом, Джейсон принимается за стойло, а мы с Ларой болтаем о предстоящих скачках в Хоике. Однако пора седлать лошадей, надо бы размяться, поскакать в поле. Миднайт ощутимо хромает, едва может перейти на галоп; ему больно, и бедняжка рвет поводья у меня из рук. Обычно он так никогда не делает. Лучше остаться дома. Лара звонит Фиоие, и мы переносим встречу. Мы с Миднайтом стоим и смотрим, как Лара и Алый Шут прыгают и резвятся...
Не распрягаю, ставлю Миднайта возле стойла и фиксирую его у столбиков. Потом снимаю узду, седло и потник: сейчас я тебя почищу, мой хороший! На столбике висит щетка для копыт, и я чищу лошадиные ступни. Чищу по очереди, особенно аккуратно обрабатываю левую переднюю. Миднайт всхрапывает — значит, больно, оставляю ногу в покое. Беру скребницу и чищу его, тру круговыми движениями. Это нам обычно нравится, и в благодарность раздается ритмичное, удовлетворенное и спокойное дыхание.
Из стойла появляется Джейсон, резиновые сапожищи в навозе. Вылупился на меня с Миднайтом, рукой зачем-то махнул. Тут Лара подъехала на Шуте.
— Привет, Джейсон. — Одаривает его самодовольной улыбкой, непринужденным красивым движением спрыгивает с лошади. — Помогаешь?
— Ну да, вот... мнэээ... немножко.
К счастью. Ларе пришло в голову съездить в город. Мы ставим лошадей и прыгаем в машину. На выезде я оглядываюсь. Джейсон так и стоит с отвисшей челюстью. Отец выходит на порог и кричит ему что-то. Только тогда парень и очнулся.
В машине я спрашиваю эту оторву в лоб:
— Амброзу досталось от вашей с Монти собаки, да?
— Да, но ведь он тогда не знал, что это пес твоего отца.
— А какая разница?
— Насколько я понимаю, большая. Я думаю, Монти его побаивается. — Ларины глаза возбужденно блестят. — Кажется, он считает Тома бандюком.
Вот дурак-то.
Однако Лара, похоже, и сама разделяет мнение Монти. И тут я вспоминаю, с каким страхом обсосок-Клептоман узнал, кто мой отец.
— Это уж покруче, чем отец-врач, — продолжает она.
Воображение у провинциалов бурное.
— Да он подрядами на перевозку занимается, — отмахиваюсь я от Лариных глупостей, — тоска зеленая.
Ну, кого может напугать этот жалкий зануда?
Позанимавшись в спортзале, мы садимся выпить кофе. Ларина назойливая самовлюбленность меня уже порядком достала. Эх, сейчас бы посидеть спокойно одной, дочитать, наконец, «Жизнь поневоле». Я как раз добралась до того места, где красавчик доктор Шоу нежно целует Жозефину прямо в губы, и его это так заводит, что он принимается осыпать ее неподвижное тело поцелуями и, в конце концов, делает ей кунни-линг. И тут она просыпается — потрясенная, шокированная и сразу удовлетворенная. Шоу смущен, ему приходится во всем сознаться. И — надо же! — как раз на самом интересном месте остановилась. А теперь вместо чтения сижу тут и слушаю чушь про Монти. Фу, просто выворачивает, когда она упоминает урода Клептомана. Как же мне хочется ей рассказать, ну хоть кому-нибудь рассказать об этом подонке!
Мы возвращаемся, Лара забирает Шута и отправляется домой. Джейсона уже нет, и на порог выходит отец, когда я ставлю Миднайта в стойло.
— Чтобы ее победить, — он говорит о Ларе, — нужны крепкие яйца. А этой кляче место на живодерне. Ты из-за нее так и останешься в жопе.
У меня от злости и страха все сжимается — как вспомню, что он сделал с бедняжкой Амброзом...
— Если ты его хоть пальцем тронешь!..
Отец поднимает ладони, типа: «А я что? А я ничего...»
— Пойми, для победы нужна команда, а вся твоя команда — хромая кляча. Ну, вот смотри, возьмем, к примеру, мою работу. У нас там настоящая команда. Если кто-то не справляется — уходит своей дорогой, на все четыре стороны...
— Миднайт поправится, я знаю.
— Может, и так, — отвечает отец с сомнением, — но ты все-таки подумай о том мерине, помнишь, я рассказывал?